всех бьет, Уоррена как раз таки принимают за мафиози, он переживает, что всех подвел, а Джон просто красивый… ну, он же бас-гитарист…
– Да, я читала сканы в Интернете. Очень смешной. Сильвен, чтобы мы поверили, что тебе тринадцать, показала в журнале твое фото – «Искусство кино»; там была твоя статья про фильмы по комиксам…
– Мне уже четырнадцать. Спасибо Сильвен за подъем авторитета. А как Вас зовут?
– Матильда Макфадьен.
Тео сдвинул брови. Уровень совпадений хотелось замерить – как у Джаспера Ффорде – какой-нибудь банкой с перемешанной крупой – гречневой и тайским выпаренным коричневым рисом – когда все ненормально, зашкаливает, крупа выкладывается спиралью или елочкой; носить в кармане, поглядывать иногда, как на песочные часы, быть готовым…
– А… Седрик Талбот…
– Это мой дядя… двоюродный. Откуда ты его знаешь?
– Он покровитель нашего прихода – имени Сердца Марии.
– Ой, я даже такой не знаю.
– Он очень маленький. В центре, на пересечении улицы да Винчи и Андерсена…
– Ну, наша семья куче католических церквей покровительствует. А я даже в Бога не верю. Хожу только в Рождество и на Пасху. А ты католик? Кошмар. Мама меня постоянно мучает, пытается свозить то в Лурд, то еще куда-нибудь, четки и книжки мне кладет на столик… А ты католик?
– Ну да.
– Простите, у вас занято? – спросил кто-то в спину Матильду; это оказался покупатель с кучей дисков и пластинок Pink Floyd; «нет, я уже всё» сказал Тео, взял «L&M» – «дай, еще раз посмотрю название, ой, как дешевые сигареты, у нас в типографии такие начальник смены курит, крепкие» – и на кассе сказала: «а можно мне такие же диски, как у этого мальчика?»; потом они вышли на улицу – после полумрака – красные и желтые лампы – магазина – улица показалась Тео сверкающей, металлической, отполированной.
– Ты домой? – спросила Матильда, вытащила тонкую белую сигарету, щелкнула серебристой зажигалкой. На них все оглядывались – так хороши они были; как охапка выпущенных в небо разноцветных воздушных шаров – в самые будни – летят над городом, и люди останавливаются даже на переходах, и улыбаются, и видят небо.
– Нет, я живу сейчас у друга.
– Его родители уехали за город или за границу, и вы гуляете – пиво, игры компьютерные, легкая порнушка?
– Нет, мой друг взрослый.
Она что-то заподозрила – посмотрела на него еще раз – изящный, но уже мускулистый, будто жеребенок от дорогого скрещения, веснушки, прямой нос, шикарные, как вечернее платье от Версаче – перья, бархат – черные ресницы – черт возьми, конечно, такое счастье никогда не достанется девочкам.
– Ты гей?
Он засмеялся, взял у нее из губ сигарету, затянулся; губы его были как Рождество – красное с золотом, шоколад и апельсины, огонь в камине в сердце зимы, подарки и тайна сущего.
– Как-то не думал об этом.
– Не думал о мальчиках и девочках?
– Да.
– Так много рисуешь?
– Я