в глаза.
– А я здесь причём? – вырвалось у меня. – Мы с Алёной молча стояли, это Этери…
Я осеклась, встретившись взглядом с Этериной. Её зелёные глаза как-то нехорошо сверкнули, и я потупилась.
– Извините, – сказала я.
– Вот, уже лучше! Марина Станиславовна, как мы накажем наших маленьких бунтарок?
Директриса просияла:
– Десять кругов для каждой по плацу. И выдраить гостевой отдел конюшни: пыль с решёток, денники, коридор. Чтобы тут всё сверкало к утру. С руководством я договорюсь.
15
Солнца на небе не было видно, но это не мешало ему играть яблочными бликами на буром крупе Хеппигуль.
Только сейчас я почувствовала, что такое конный спорт.
Мы стояли напротив огромной толпы на трибунах. Я и подумать не могла, что на меня смотрят столько людей, пока я прыгаю. Я-то думала – тренер, директриса, девчонки да пара судей. А тут… Сколько их? Сотни? Тысячи зрителей?
Ольга Николаевна верхом на Хеппе ехала уже не наши смешные сто и сто десять, а сто сорок сантиметров – высота кандидатов в мастера спорта.
Хеппигуль была немногим ниже Дара. Вся такая тонкая, она всегда задирала затылок выше, чем требуется при правильном сборе. Помню, раньше тренеры бились за то, чтобы заставить эту караковую гордячку опустить голову в нужное положение. Видимо, тренеры сдались.
Кобыла неслась со скоростью света, чётко обрисованные мышцы переливались на тонком корпусе. Казалось, она даже земли не касается. Хеппи отталкивалась от грунта играючи, но взлетала так высоко над разноцветными жердями барьера, что могла при таком же прыжке преодолеть и два метра вместо полутора.
Кстати, она и преодолевала. Хеппигуль, помимо своей непобедимой скорости, была известна на всю область тем, что легко и непринужденно прыгала под всадником сто восемьдесят сантиметров. На свободе брала два метра. Это, конечно, не мировой рекорд, но для конкурной лошади результат уникальный.
В тандеме с Ольгой Николаевной они создавали впечатление танцующей пары.
Наша тренер не была красавицей: она была ниже меня головы на две, обладала довольно круглой фигурой и каждым своим движением внушала впечатление скорее маленького генерала, чем юной чаровницы.
Но сейчас на Хеппигуль я видела самую красивую девушку на свете. Редингот и ей создал мягкую женственную фигуру. Что за чудо-форма! Может, мне в рединготе в школу ходить?
При каждом прыжке белоснежная замша стягивала бёдра Ольги Николаевны сильнее обычного, и я краснела, любуясь ими. Каждое движение тренера ничего не весило. Даже лицо у неё преобразилось: она залилась румянцем, взгляд стал четким и сосредоточенным. Она вся сияла. Они обе сияли.
Каждый барьер Хеппигуль преодолевала с завидной легкостью, а Ольга Николаевна поддавалась ей, как будто движения на такой огромной скорости ей ничего не стоили. Весь их маршрут стал сложным танцем, завораживающим и скоростью, и грацией,