было время завтрака и Риа пошла в столовую. Она проглотила еду не задумываясь, потому как думала о реакции на ее сон. Почему он так зацепил этого мужчину? И что ему в принципе надо от ее снов? После завтрака она решила пойти к трубе, на которой она делала засечки. Маша не ходила туда уже три дня.
Она считала до этого, что уже пятьдесят дней она здесь. Но когда она подшла к трубе и пересчитала засечки, увидела только сорок пять. Этого не могло быть, потому что она точно помнила эту круглую цифру. Она дописала дни до пятидесяти трех и ушла в свою каюту, чтобы не задерживаться в коридоре, и не попасться на глаза надсмотрщикам. Риа разнервничалась из-за этого. Не знала, что хуже: что кто-то затер ее засечки или что она может опять запутаться в днях. Может это было не специально? Ей надо было это выяснить. В душе кипело негодование и возмущение. Ей хотелось бежать. Именно бежать в физическом смысле. Она понимала, что не может никуда деться с этой подводной лодки, но она не могла усидеть в каюте. Маша резко вышла из нее, быстро прошла по коридору, до выхода в тот, который окружал корабль по окружности, и побежала. Глаза быстро привыкли к сумеркам, которые ее окружали. Она бежала так быстро, как только могла. Когда стало тяжело, она только ускорилась и сделала последний рывок. Ноги перестали выдерживать напряжение, сердце выпрыгивало из груди, дыхание сбилось и она упала на пол. Маша сделала еще несколько глубоких вдохов и разрыдалась. Она рыдала так, как рыдают маленькие дети. Всем своим судорожно трусившимся телом, всем своим глубоким всхлипыванием и потоком слез. Она выплескивала все эмоции, которые накопила за последнее время. В определенный момент она закричала. Закричала, что есть мочи, на разрыв, и… затихла. Риа сидела на полу всхлипывая. Слезы высыхали на ее щеках. Голова гудела от перенапряжения и рыданий, но мысли прояснились. И вдруг стало легко, как после уборки. Маша уже не помнила даже, когда последний раз так плакала. Наверное в детстве. Ведь взрослому человеку не прилично так бурно проявлять свои эмоции. Хотя сейчас она понимала, что ей намного легче. Будто прорвался гнойник, который долго зрел. Сейчас она даже не могла дать себе отчет, что же ее так задело. Неужели эти несчастные засечки? Разве они так много значят для нее? Она уже не понимала. Просто сидела и ни о чем не думала, потупившись в темную пустоту. В коридоре было холодно и девушка стала замерзать, потому встала и пошла обратно в каюту. Когда она подошла к углу, за которым находились те злосчастные трубы, она услышала шорох и стала идти тише. Зайдя за угол Маша увидела бледного человека, затирающего засечки. Он обернулся и недоброжелательно посмотрел на нее, хотя и не должен был понять, кто перед ним стоит. Но он резко подошел к ней, схватил ее за предплечье и потянул назад в темный коридор.
– Это ты затирал? Зачем тебе это нужно? – в Маше опять бушевали эмоции. Она решила выплеснуть всю злость на ходячего мертвеца, но тот был не менее активен в своих порывах, чем она.
Когда он вытолкал ее за дверь, начал тараторить со скоростью, которую было