враг всего человечества!
Через месяц или два Верещагина и аналогичного Ревушкина бывшие ихние батраки – Серега, смазчик и другие – прогнали пешим ходом в район и там оставили навеки.
Ни один середняк в Перепальном при раскулачивании обижен не был наоборот, середняк Евсеев, которому поручили с точностью записать каждую мелочь в кулацких дворах, чтобы занести ее в колхозный доход, сам обидел советскую власть. А именно, когда Евсеев увидел горку каких-то бабье-дамских драгоценных предметов в доме Ревушкина, то у Евсеева раздвоилось от жадной радости в глазах, и он взял себе лишнюю половину, по его мнению, лишь вторившую предметы, – таким образом от женского инвентаря ничего не осталось, а государство было обездолено на сумму в сто или двести рублей.
Такое единичное явление в районе обозначили впоследствии разгибом, а Евсеев прославился как разгибщик – вопреки перегибщику. Здесь я пользуюсь обстоятельствами, чтобы объявить истинное положение: перегибы при коллективизации не были сплошным явлением, были места, свободные от головокружительных ошибок, и там линия партии не прерывалась и не заезжала в кривой уклон. Но, к сожалению, таких мест было не слишком много. В чем же причина такого бесперебойного проведения генеральной линии?
По-моему, в самостоятельно размышляющей голове Кондрова. Многих директив района он просто не выполнял.
– Это писал хвастун, – говорил он, читая особо напорные директивы, вроде "даешь сплошь в десятидневку" и т. п. – Он желает прославиться, как автор такой, я, мол, первый социализм бумажкой достал, сволочь такая!
Другие директивы, наоборот, Кондров исполнял со строгой тщательностью.
– А вот это верно и революционно! – сообщил он про дельную бумагу. Всякое слово хрустит в уме, читаешь – и как будто свежую воду пьешь: только товарищ Сталин может так сообщить! Наверно, районные черти просто себе списали эту директиву с центральной, а ту, которую я бросил, сами выдумали, чтобы умнее разума быть!
Действовал Кондров без всякого страха и оглядки, несмотря на постоянно грозящий ему палец из района:
– Гляди, Кондров, не задерживай рвущуюся в будущее бедноту! – заводи темп на всю историческую скорость, невер несчастный!
Но Кондров знал, что темп нужно развить в бедняцком классе, а не только в своем настроении; районные же люди приняли свое единоличное настроение за всеобщее воодушевление и рванулись так далеко вперед, что давно скрылись от малоимущего крестьянства за полевым горизонтом.
Все же Кондров совершил недостойный его факт: в день получения статьи Сталина о голово-кружении к Кондрову по текущему делу заехал предрика. Кондров сидел в тот час на срубе колодца и торжествовал от настоящей радости, не зная, что ему сделать сначала – броситься в снег или сразу приняться за строительство солнца, – но надо было обязательно и немедленно утомиться от своего сбывшегося счастья.
– Ты что гудишь? – спросил его неосведомленный предрика. – Сделай мне сводочку…
И