тон «беседы» (на самом деле монолога), так что юноша смог адаптироваться к нему и переживал гораздо меньше, чем в первые мгновения. Но тут отец, предварительно прочистив вечно сухой голос, ставший таковым из-за привычки к курению крепкого табака и долгой работы в громком месте, где приходилось кричать, чтобы донести необходимую информацию даже до того, кто находился в паре метров, вступил в разговор. И можно понять такое решение, если бы мысли этого человека различались со сказанным ранее, но родители как будто играли по одной партитуре, отличаясь друг от друга в своей мимикрии так малозначительно, как различается исполнение одной мелодии у двух начинающих дирижеров, не выработавших собственный стиль. Это было просто невозможно терпеть, как бы ни старался Александр войти в их положение. Он вновь прервал эту речь, сказал, что не может больше слушать и намерен уйти в свою комнату, если ему это не запрещается. Они ответили молчаливым согласием, он взял вещи, брошенные неподалеку, вышел. В комнате голова отдалась приступом боли, он сел на пол, не в силах дойти до кровати или кресла. Хотелось плакать, но глаза были сухи, как будто кто-то на небесах решил лишить его самого простого выхода из ситуации, ведь вместе со слезами от людей уходит боль и страдания. Его же оставили гнить изнутри с тем, что он чувствовал. В голове было слишком много всего, чтобы выделить нечто главное, что тревожило больше всего. И он опять подумал о Лизе. Не хотелось сразу представлять весь ее образ, так что он постарался воссоздать его с самого начала, как художник отражает внешность человека на холсте. Ему хотелось вырисовывать каждый изгиб тела, чтобы через мгновения отойти в воображении подальше и увидеть, как на месте опустошения и горя возникла самая красивая девушка в мире. Лиза была действительно прекрасна, но он довел замысел создателя до собственного, несуществующего идеала. Лиза его воображения была иррациональна, невозможна, по своей сути, он даже испугался бы, увидев такую девушку. Любил Александр ту, что недавно (хотя по мнению самого юноши с того времени произошло непростительно много событий, чтобы уместить их в отведенное количество суток, поэтому сейчас он готов был перестать верить всем измеряющим время механизмам, потому что они лгут, лгут нещадно и грубо) вошла в кабинет, но это не мешало ему создать собственную музу на ее основе, которая приходила бы в особенно романтичные моменты, вдохновляя своей близостью на творчество и новые свершения. Эта девушка стала спасением от отчаяния, неожиданным выходом из запертой комнаты, когда свеча надежды превратилась в жалкий огарок, который вот-вот догорит (стеарин дорогой, так что ты не покупаешь новую). Он назвал ее Елизаветой. Сел за письменный стол, достал листок бумаги и начал писать о своей любви к ней. Слова появлялись на бумаге поразительно легко, почти не приходилось останавливаться, чтобы подумать над формулировкой и продолжением мысли, ведь все выражения уже оформились в его сознании. Необходимо было только присмотреться внимательнее,
