батарее произошли некоторые кадровые перестановки.
Мое место занял Саня Молодцов, бывший на тот момент «комодом» в третьем взводе. На его место перевели Горелого, так как в первый взвод вернулся опальный либерал Зотов. А я даже как-то немного растерялся от неожиданно свалившейся на меня бездеятельности. После завтрака со своими новыми коллегами отваливаю в сторону учебного поля, где базируется половина вверенной нам материальной части. Минуя стадион, под началом Богдана мы углубляемся в окрестный сосняк, с нами еще Большой и Вова Макаров.
Вова блатной. Его отец – главный инженер одного из богатейших в области совхозов-миллионеров. Говорят, что он по-братски помогает родной армии, в лице командира полка, стройматериалами. В любой воинской части идет бесконечная стройка. Результатом этих трогательных отношений явилось то, что Вова служит почти на родине и имеет возможность периодически посещать отчий дом. Иногда, по пятницам, в районе КПП прорисовывалась папина «Нива», и Вова исчезал на выходные. Парнем он был застенчивым, закомплексованным и малообщительным. Над ним подсмеивались и по-доброму издевались. Но его уважали за то, что своим привилегированным положением он никогда не кичился и порой даже тяготился и стеснялся, когда его в очередной раз забирали домой. При встречах же с командиром полка, тот персонально жал ему руку.
Однажды, будучи в наряде по столовой, мы стали невольными свидетелями папиного приезда. В большой зал вихрем ворвался командир:
– Макарова ко мне!
Через минуту тот, облаченный в грязную подменку «масел», уже черепешил на полусогнутых в сторону громогласного источника неистребимой походкой неуверенного в себе человека.
– Вол-лодя! – растянул подполковник рупор в радостной улыбке.
И Вова неуверенно сунул вялую ладошку в протянутую навстречу широкую командирскую пятерню, легким движением которой решались сотни сгрудившихся в этом периметре судеб.
– Ну, где же ты ходишь? Давай бегом в батарею, переодевайся и на КПП.
Володя тихо вздыхал, виновато глядя на окружающих товарищей, и понуро плелся в сторону выхода. Мы даже подбадривали его:
– Чего ты? Выломилось, так пользуйся. Любой бы на твоем месте пользовался.
В понедельник его возвращали.
А сейчас мы брели по горячему песку и умирали от желания спать. Я вообще не помнил уже, когда высыпался.
– Богдан, давай уже на массу где-нибудь, хоть сколько… – ныл Большой.
– Ладно, хер с вами.
Мы валимся прямо на раскаленный склон ближайшей сопки и тут же отключаемся. Проходит около часа.
– Подъем! Хорош дрыхнуть, – расталкивает нас Богдан на правах старшего, а то так бы и спали до обеда.
Я сажусь на песке, башка гудит от перегрева, около ее отпечатка на песке традиционная слюнная лужа. Пропитанное потом х/б прилипло к телу, половина лица, как кусок наждачной бумаги, склеено мельчайшим абразивом. Ощущение полного отсутствия воли к каким-либо действиям, но час глубокого сна неплохо восстановил организм.
В