примитивная раскадровка, и та получалась чрезмерно корявой. Отложи такую в сторону на час, а потом сам на нее посмотри, и не вспомню, что же я имел в виду, вырисовывая эти каракули. Самое обидное, что стараюсь, а выходит полнейшая фигня.
Два исчерченных листа отправились в мусорку без малейших сожалений. Ну вот что не так? Я же отлично помню сюжет первых книг серии Баттлтех, но не складывается он в рисунок, просто никак. Может, зря это все, и стоит забить, просто потому, что это не мое? На два запоротых черновика потратил едва ли не целый час!
Тем временем на тропинке стали появляться другие студенты, у младших курсов уже начался обеденный перерыв в занятиях. Многие учащиеся предпочитали не обедать в кафетериях и столовых, а брали еду с собой и кушали на свежем воздухе. Ранее пустующие скамейки стремительно заполнялись народом. Причем так любили обедать не только простые юноши и девушки, но и некоторые из благородных. Вот пара перевертышей в форме военного факультета чинно расположилась через пару скамеек от меня. Еще один поступил даже проще, расстелил на траве покрывало и устроился, будто на пикнике. Поведение, форма и то, как уверенно себя вели будущие военные, настолько напомнило мне клановых воинов Баттелтеха, что карандаш в моей руке словно сам собой залетал над чистым листом.
Того студента, что присел, словно на пикник, я перенес на бумагу, как сумел, и пририсовал рядом сорокотонного кланового меха, рядом с которым суетится группа техников. Мех получился побитым, покореженным, но не сломленным, словно совсем недавно вышел из боя победителем. Нет, к сюжету этот рисунок не относился, но как зарисовка на будущую обложку показался мне просто отличным. Эх, мне бы рисовать получше, но увы, подобным талантом я обделен. Но даже с учетом моей криворукости, рисунок получился почти неплохим.
– Бездарность, – кто-то произнес совершенно спокойным и безэмоциональным тоном совсем рядом.
Черт! Я так увлекся рисованием, что перестал следить за происходящим вокруг. Пропустил даже то, что на одну скамейку со мной кто-то присел. Этим «кем-то» оказался встреченный мной утром студент-японец. Кэтсу Сугавара, сидя в полуметре от меня, невозмутимо поглощал бенто из небольшой коробочки. Только едва заметный отблеск презрения в его глазах выдавал то, что «бездарность» произнес именно он.
Я – взрослый спокойный мужик, но сейчас едва не сорвался. С трудом подавив желание нагрубить, сжав губы, достал чистый лист и протянул его японцу вместе с карандашом.
– Критикуя, предлагай, – сдерживая кипящий внутри гнев, обращаюсь к нему, – а предлагая, делай. Покажи, как надо.
Представитель древнего рода смерил меня равнодушным взглядом, отложил свое бенто в сторону и взял лист у меня из рук. Молча, ни слова не сказав, он достал авторучку из нагрудного кармана, и та залетала над белоснежным листом. Через три минуты я и забыл о своей злости и ярости. Точные, выверенные движения, ручка словно сама скользит по бумаге. Никогда бы не подумал, что одной авторучкой можно