полицейского коснулась груди, отчего по его лицу непроизвольно пробежала гримаса боли – то место, откуда вылез жуткий артефакт, еще побаливало.
– Но вы понимаете, что если я сейчас отключу автоклавы, то вы больше никогда не увидите своих родных, так как принесенный вами биоматериал уже использован и его не вернуть.
Томпсон кивнул, и – что уж тут скрывать – это простое движение далось ему непросто. Как и слова, которые он буквально выдрал из своей груди:
– Я понимать. Выключайте.
Динамик на груди Кречетова издал звук, похожий на хмыканье, после чего ученый пробежался стальными пальцами по пульту управления…
Немедленно два автоклава из семи вырубились. Исчезла едва заметная вибрация мощных стеклянных капсул, пропало негромкое гудение, ядовито-зеленый свет превратился в обычную внутреннюю подсветку. И в этом мертвенно-бледном сиянии было видно, как матрицы внезапно перестали шевелиться.
Они уже успели превратиться в некое подобие человеческих тел – женщины и ребенка, которые слабо, едва заметно двигались, словно готовясь проснуться и вырваться на волю из своих коконов. Но процесс прервался, и шевеление почти сразу прекратилось. Прошло несколько секунд, и на поверхности матриц начали медленно расплываться синюшные пятна, похожие на трупные.
– Лучше на это не смотреть, – сказал профессор, обращаясь к Томпсону. – Матрицы, не завершившие полный цикл возрождения, разлагаются очень быстро. Оно тебе точно надо – разглядывать, как твоя семья превращается в лужу вонючей жижи?
Но полицейский не ответил. Он смотрел не отрываясь.
Чтобы запомнить раз и навсегда.
Их больше нет.
И не будет.
И так лучше для всех – и для них, и для него…
Снайпер тоже смотрел, но не на разлагающиеся матрицы, а на те, что лежали в своих автоклавах, окутанные зеленым туманом. Шла фаза воспоминания, как назвал ее Кречетов. Тела принимали форму, которая была запрограммирована в исходной клетке-доноре. И выглядело это странно. Слишком фантастично даже для Зоны, полной самых разнообразных чудес.
Одна из матриц раздавалась вширь и в длину, грозя раздавить автоклав изнутри стопами и головой. Это казалось вполне реальным, ибо на теле матрицы уже видны были практически сформировавшиеся части старого экзоскелета, при жизни его владельца намертво приросшие к телу.
Другая матрица, наоборот, стремительно ужималась в размерах. И не нужно было гадать, кто именно из нее получится, так как уже хорошо узнаваемы были выпирающие под белесой пленкой кокона большие уши и мордочка, странным образом одновременно похожая и на лисью, и на человеческую…
– Каждый раз не перестаю удивляться, – прогудел Кречетов. – Хотя осознаю́, что, по большому счету, атомы – это маленькие кирпичики, из которых можно построить что угодно. Главное, знать, как строить!..
В его механическом голосе слышалась нескрываемая гордость. Наверно, он говорил бы еще, если б с потолка не упала огненная капля. Упала – и разбилась возле ног Кречетова на крохотные фрагменты, продолжающие