солнце. Первые лучи его пробились сквозь плотную завесу грозовых туч и осветили лес по берегам Днепра. Под сенью склонившихся деревьев Великая река неспешно, словно не желая покидать этих мест, несла свои воды на юг и так не походила на саму себя у порогов.
Сидя на высокой корме ладьи и наблюдая за слаженной работой новгородской дружины, Ратша еще раз добрым словом вспомнил Добрыню Рагуиловича. Не зря мудрый воевода советовал именно этот корабль – новгородцы отлично знали свое дело. Они проявили себя уже в самом начале пути, на Ильмень-озере, а на волоках их опыт и умение позволили сэкономить уйму времени. Но и сейчас, когда до Киева плыть оставалось лишь несколько дней, рассвет заставал их уже в дороге.
Старшим у новгородцев был Тихон, человек, много повидавший, закаленный долгими плаваниями. Он стоял у рулевого весла, расположенного на варяжский манер по правому борту, и правил на середину реки, где течение помогало гребцам. Двенадцать пар весел одновременно взлетали над водой, двенадцать пар гребцов, напрягая мощные руки и спины, разгоняли ладью так дружно, что иногда казалось, будто она стоит на месте, а берега проплывают мимо.
За время похода Ратша часто общался с главой корабельщиков и узнал о нем многое. Оказалось, Тихон более двадцати лет бороздит реки и озера Руси, торгует товарами со всего света, даже владеет собственными складами в Новгороде. Его корабли видели пристани не только русских городов, но и Варяжское море, Булгар и Царьград не были новгородскому гостю в диковинку.
Внешне Тихон мало походил на богатого гостя. Его светло-русые с проседью борода и волосы давно не знали гребня. Одежду новгородец носил простую, украшений не признавал вовсе, и только дорогое, в серебре оружие выдавало в его облике купца или боярина.
Дружина Тихона насчитывала три десятка человек. Это были опытные корабельщики, неутомимые гребцы, а когда нужно – и воины. Они беспрекословно подчинялись своему предводителю, и все его приказы выполнялись быстро и усердно. Ратша с завистью подумал, что немногие воеводы и даже князья могут похвастать такой дисциплиной среди своих воинов. Правда, вряд ли кто-нибудь из знатных дружинников и гостей может так, как Тихон, запросто, сесть за весла и грести наравне со смердами. Да и кормчить самим, как в старину, давно уже не считалось на Руси достойным бояр занятием. Однако, любуясь по-настоящему братским духом, царящим в ладье Тихона, Ратша находил, что неплохо было бы возродить многие всеми давно забытые традиции.
Громкий хлопок прервал размышления Ратши – новгородцы ставили парус. Трое дружинников подняли и развернули рею, и большое красное с белым полотнище, еще раз оглушительно хлопнув, наполнилось приободрившимся с рассветом ветром. Гребцы с новыми силами налегли на весла, и ладья, и до того шедшая ходко, поплыла еще быстрее.
Тихон передал рулевое весло своему помощнику, пожилому уже дружиннику, а сам перешел на корму.
– Доброе выдалось утро, Ратша Ингваревич! – садясь рядом, сказал глава корабельщиков.
– Твоя