Виктор Гюго

Собор Парижской Богоматери (сборник)


Скачать книгу

остановилась, и толпа наградила ее рукоплесканиями.

      – Джали! – позвала цыганка.

      Тут только Гренгуар увидал хорошенькую белую подвижную козочку с глянцевитой шерстью, позолоченными рожками и копытцами и в золоченом ошейнике. До сих пор она лежала на уголке ковра, смотря, как танцует ее хозяйка, и он не заметил ее.

      – Теперь твоя очередь, Джали, – сказала танцовщица.

      Она села и, грациозно протянув козочке свой тамбурин, спросила:

      – Какой теперь месяц, Джали?

      Козочка подняла переднюю ногу и ударила по тамбурину один раз.

      Был действительно январь. Толпа зааплодировала.

      – Джали, – спросила молодая девушка, перевернув тамбурин, – какое у нас число?

      Джали подняла свое позолоченное копытце и ударила им по тамбурину шесть раз.

      – Джали, – продолжала цыганка, снова перевернув тамбурин, – который теперь час?

      Козочка ударила по тамбурину семь раз. В ту же минуту на часах Дома с колоннами пробило семь часов.

      Народ был в восторге.

      – Это колдовство! – сказал зловещий голос в толпе. Голос принадлежал лысому человеку, не спускавшему глаз с цыганки.

      Она вздрогнула и обернулась. Но в ту же минуту раздался гром рукоплесканий, заглушивший эти ужасные слова и изгладивший из памяти молодой девушки произведенное ими тяжелое впечатление.

      – Джали, – обратилась она опять к своей козочке, – покажи, как ходит мэтр Гишар Гран-Реми, капитан городской стражи, во время крестного хода на Сретение.

      Джали поднялась на задние ноги и заблеяла, переступая с такой уморительной важностью, что вся толпа разразилась громким хохотом при этой пародии на ханжу-капитана.

      – Джали, – продолжала цыганка, ободренная все возраставшим успехом, – представь, как говорит речь мэтр Жак Шармолю, королевский прокурор духовного суда.

      Козочка села и заблеяла, размахивая передними ножками, причем по ее позе и жестам сейчас же можно было узнать мэтра Жака Шармолю. Для полного сходства недоставало только плохого французского языка и такой же плохой латыни. Толпа разразилась восторженными рукоплесканиями.

      – Это святотатство! Профанация! – снова раздался голос лысого человека. Цыганка опять обернулась.

      – Ах, это тот противный человек! – прошептала она и, вытянув вперед нижнюю губку, сделала гримасу, которая, по-видимому, вошла у нее в привычку. Потом она повернулась на каблучках и, взяв в руки тамбурин, пошла собирать приношения зрителей.

      Крупные и мелкие серебряные монеты и лиарды сыпались градом. Когда она проходила мимо Гренгуара, он необдуманно опустил руку в карман, и девушка остановилась перед ним.

      – Черт возьми! – пробормотал поэт, найдя в своем кармане действительность, то есть пустоту.

      А цыганка продолжала стоять, смотря на него своими большими глазами и протягивая ему тамбурин. Крупные капли пота выступили на лбу Гренгуара.

      Если бы у него в кармане лежало все