ухватил, в карман положил. На порог вышел.
– Эй, Колька… Ты где?
Под вербой возле клуба сладко храпел Лешкин дружка. Немец горько вздохнул, опустил голову и присел рядом с Николаем. Достал бутылку горилки из его пиджака, открыл… Оторвался, когда ни капли не осталось.
Следующим утром уже и солнце на небе показалось, уже и гости вновь потянулись к клубу, чтобы забаву продолжить, а молодых – нет и нет.
– Что-то они не очень торопятся, – нарисовался Николай. Предложил: – Давайте я за ними сбегаю.
– Да что ты все «сбегаю, сбегаю»! – возразила Орыся. – Стой и не рыпайся! Сами придут. Первая ночь… особенная. Зачем их лишний раз дергать? Может, они сейчас, как голуби, натешиться не могут.
…Голубь Лешка Ордынский голышом сидел на кровати и ошеломленно смотрел на белую, как предательство, простыню. А где… Где кровь невинности, чистоты и…
Покраснел, будто кто-то ему пощечину дал.
– Маруся…
Лежит на кровати у стены, коралловое намысто на белых грудях перебирает и улыбается мечтательно, да не ему, своему мужу законному, а куда-то – в даль дальнюю, словно там ее счастье, словно бы полетела к нему, словно… чужая.
– Маруся… Слышишь?
На мужа глянула.
– Вот я… Твоя Маруся…
Лоб рукой потер, будто от этого вопросов меньше стало, отважился:
– А это… почему простыня чистая? Должна бы… – и умолк.
– Я чистая, вот и простыня чистая, – и в глаза ему внимательно смотрит: веришь?
– Подожди… Не то говоришь… У тебя кто-то…
– Ночью, Леша, каждая девушка свою звезду видит. Одна к ней тянется, другая – за собой зовет, а третья – смотрит на нее и все тут. А ты думал, на всем небе ты один сияешь, как солнце?
– Погоди… Да что ж это… Не путай меня, Маруся! – и нотки грозные в голосе. Наконец. Наконец вспомнил, что мужик!
– Сам себя путаешь.
– Да как же…
На локте приподнялась, серьезной стала.
– Давай повенчаемся, – попросила. – Богу поклясться – не закорючку в сельсовете поставить…
– Шутишь или уничтожить меня захотела? Я – коммунист… Меня за это…
Погасла, отвернулась. Он – с кровати. В брюки вскочил, по комнате забегал. Остановился – и к Марусе. За руку схватил, сжал, запястье даже покраснело.
– Говори, а то убью!
– Твоя я.
– Точно?
– А еще с высшим образованием! – рассмеялась через силу, а рука уже посинела.
Испугался. Руку отпустил, целует ее.
– Прости меня… Любовь моя… Жить без тебя не могу. Мир перевернулся. Умоляю – правду скажи. Если там что-то и было… Прощу! Клянусь – прощу, только не лги, Маруся! Слышишь? Не лги! Был кто-то?
– Твоя я… – оттолкнула мужа, с кровати встала. – Книжек тебе накуплю. Учебник медицинский. По гинекологии. Может, поумнеешь и перестанешь меня за руки хватать.
– А что? Бывает как-то иначе? – ухватился за сомнение, как за соломинку.
– Бывает, – отрезала.
Всю неделю Ракитное гуляло и догуливало Марусину