игр.
Этот толстяк с залысиной в мятой футболке. Этот ленивый родитель, изображающий из себя заботливого отца.
– Нет, – прошептал мой друг, – нет, нет, нет. Совсем не понимаете. Ничего не понимаете.
– Что ты сказал? – нахмурился её отец, этот любитель кетчупа.
– Я говорю, что вы не можете понять, что я чувствую, и как сильно. Ведь это мои чувства. Слышите? Мои. Не ваши. Похожие ситуации не означают их идентичность.
После слова «идентичность» этот её отец, имя которого я даже и не знаю, немного нахмурился, словно задумавшись, а потом посмотрел на моего рыжего друга и громко сказал:
– Короче…
Последовала пауза, словно мужик забыл, что хотел сказать. Либо он считал, что этого достаточно для моего друга, фаната команды Феррари.
– Я запрещаю тебе с ней общаться, – сказал отец девочки.
– Кто вы такой, чтобы что-то мне запрещать? – фыркнул мой друг.
Лицо толстяка налилось краской, а голос сменился на рычание.
– Разве родители не научили тебя с уважением общаться со старшими?
– Научили, – коротко ответил мой друг, – но только не с круглыми дураками.
Отец девочки сделал шаг вперёд и навис тушей над моим другом.
– Я запрещаю вам общаться, – он говорил медленно и тихо, но в то же время грозно и выговаривал каждое слово чётко и внятно. Чтобы этот рыжий тощий палеонтолог смог точно уяснить его слова.
– Я запрещаю вам видеться, – он поднял указательный палец правой руки, поучая моего друга, – и если я узнаю о том, что вы продолжаете общаться, даю тебе слово, дружок, – он наклонился поближе и прорычал, – тебя ждут большие неприятности.
По телефону мой друг говорил, что в одно мгновение всё стало для него противно. Жизнь без неё казалась ему омерзительной, и он закричал её отцу, этому толстяку, любителю бесплатных вишнёвых пирогов, что никогда её не отпустит. Он закричал, что никто не смеет вставать между ними. Тогда этот лысый свин накинулся на него всей тушей, начал душить и требовать от мальчика обещания. Мой друг должен был поклясться, что никогда больше не будет общаться с дочерью этого толстяка, соседкой из подъезда, напротив. Этот худой, рыжий, бедный мальчик отказался. Испугавшись, что его сейчас задушат, он замахнулся и ударил формой от пирога этого толстяка в челюсть. Раздался глухой стук, а лицо мужика стало красным от боли, злости и возмущения.
– Эй, – воскликнул голос моего друга в трубке, – если бы захотел, я бы навешал этому старику. Я просто боялся его покалечить, – уверенно сказал он мне по телефону.
Её отец вновь накинулся на моего друга. Озлобленный, красный, как пятно от кетчупа на его футболке. Он вновь начал душить этого тощего бедного мальчика. Тот выпустил из рук форму для пирога, и она со звоном покатилась по лестнице. Мальчик сопротивлялся, размахивая руками и ногами.
– Спасите, – кричал он шёпотом, краснея от напряжения и нехватки воздуха.
– Помогите, – хрипел он изо всех сил, пока этот жирный