ден был жить в их сумасшедшей семейке, но теперь, когда мне исполнилось восемнадцать, и я окончил школу, можно было уезжать в общежитие. Конечно, мне было жаль бедную пятнадцатилетнюю Надю, живущую с отцом- тираном и почти всегда пьяной матерью, но оставаться в этом дурдоме у меня уже не осталось никаких сил.
– Лёня,– кричала Надька, вцепившись в рукав моего свитера:– останься, пожалуйста! Умоляю! Лёня… не оставляй меня одну, пожалуйста… прошу тебя… они убьют меня.
Тётка моя, Александра Георгиевна, оттащила от меня Надю и кинула её на пол. Разрыдавшаяся девчонка сжалась в комок и прислонилась к стене. Нет, нужно было забирать её с собой! Надька не заслужила такого отношения к себе!
Я подошёл к Наде и, подняв её на ноги, прижал к себе. Я чувствовал дыхание Надьки и её горячие слёзы, бегущие по щекам. Казалось, я чувствую эту грусть вместе с ней, и даже для меня боль та была невыносимо тяжёлой- а представлять, что ощущала в тот момент Надя, мне даже не хотелось… Надя бы не мешала мне, я уверен. И плевать, что будут думать мои соседи по комнате! Надьку нужно вытаскивать из этого ада- и, раз появилась возможность, я готов был воспользоваться ею.
– Надь…– сказал я.– Хочешь, я возьму тебя с собой?!
Девчонка отстранилась от меня и глянула своими глазами, полными слёз, прямо мне в душу, если честно. От этого отчаяния, спрятанного во взгляде моей милой Надьки, меня пробила дрожь. Холодок пробежал по спине, и я лишь крепче сжал руку Нади. Я понял, что она мне не ответит в присутствии матери, поэтому я решил сказать обо всём сам:
– Тёть, она поедет со мной.
Тётка вмиг поменялась в лице. Безразличие сменилось злостью, такой, что я инстинктивно попятился назад, чувствуя, как сердце моё бьётся с каждой секундой всё быстрее и быстрее.
– НИКУДА ВЫ НЕ ПОЕДЕТЕ, СВОЛОЧИ! ВЫ СОВСЕМ СДУРЕЛИ?!
– Тёть… она…
– Мам…– в разговор вмешалась Надя.– Не бей Лёню…
От её слов мурашки пробежали по моему телу. Эту бедную девочку зашугали настолько сильно, что она во всём видела опасность. Надька боялась каждого шороха. Пятый год у неё были панические атаки, и иногда я краем глаза видел, как она бьётся, словно в конвульсиях, по полу, крича с неистовой силой, так, что уши мои закладывало…
Сейчас же я чувствовал, как Надька дрожит от страха, и именно это побудило во мне странное бесстрашие, каким я не обладал никогда ранее. Наверное, если бы не адреналин, бушующий в
крови, ударяющий в мою голову со страшной силой, я бы никогда не сказал тётке ничего того, что произнёс в тот момент:
– Заткнись. Она поедет со мной.
Я быстро взял рюкзак. Надьку схватил за руку и, накинув на неё тонкую курточку, выбежал с ней на улицу. Бежали так мы долго. Мои руки дрожали от страха. Декабрь уже вступил в свои права, но я не чувствовал того, что замерзаю. Мне надо было вытащить Надю из пучины безумия, и я пытался это сделать всеми возможными и невозможными способами. Надька же орала на меня, называла неблагодарным подонком и многими другими, не особенно приятными словами в мой адрес. Но мне было всё равно на то, что Надя подумает обо мне, ведь я, казалось, уже ничего не чувствую.
Вдруг Надя остановилась. И я тоже. Осознанность ударила в голову, и я подошёл к Надьке и обнял её. Казалось, секунда- и я заплачу. Я, восемнадцатилетний парень, заплачу по непонятным мне причинам. Возможно, в глубине своего сознания я чувствовал вину, такую сильную и противную, мерзкую и гадкую вину. Возможно, я бы и вернулся домой, если бы не все воспоминания, связанные с ним: шрам на ноге от кипящего масла, которое вылил на меня Надин отец- пьяница, многочисленные раны и синяки на теле, и, что самое главное- Надька, на глаз слепая из- за того, что мать её выколола его прутиком, которым била по лицу свою дочь. В этот день я был в школе, а потом… потом узнал все подробности…
От этих воспоминаний кулаки сжались сами собой. Хотелось отомстить за себя и Надю, но не хотелось огорчать последнюю как- либо. Я любил Надьку, и лишь хотел помочь ей. Но моя милая Надя лишь фыркала и вздыхала, прижавшись ко мне.
– Надя…– наконец сказал я.– Надь… ты хочешь вернуться?!
– Нет…-испуганно проговорила моя Надька.– Но… я боюсь… боюсь убегать… мне страшно жить…
По щекам девушки потекли слёзы, а я лишь вытер их рукавом куртки.
– Так ты поедешь со мной?!
Девушка лишь кивнула. Я же остановил такси и, погрузив туда Надю, сел в машину сам и закрыл дверь, после чего автомобиль тронулся. Удары сердца заглушали посторонние звуки: разговор таксиста с нами и его ответы Надьки. Всё тело горело и ломило от безумной усталости. Ноги гудели, а голова пульсировала с бешеной силой. Мне было страшно от всего, что происходит, но я не мог показывать своей слабости, и лишь уставшие глаза и читающееся в них отчаяние показывало, что всё в моей душе не так хорошо, как кажется на первый взгляд. Я был далеко не решительным человеком, и каждое действие давалось мне с большим трудом, а то, что я сделал сегодня, было для меня чем- то невозможным, опасным… и мне нужно было прийти в себя.
Я опёрся о спинку автомобильного кресла и посмотрел