чем пялиться в экран? – недоуменно поинтересовалось свернутое полотно.
– Может быть, потому, что все то, что демонстрируешь ты, включает в себя больше одного цвета. И кто знает, которому из них можно доверять? – неожиданно для самого себя отреагировал один из стульев.
– Ты думаешь черный вызывает доверие? – внес некоторую нотку особо повышенного сомнения другой.
– Не знаю. Сковородке я доверяю нашей черной, чугунной. И кастрюле. И вообще всем, кроме нашего кораллового собрата, конечно. Слишком уж часто у него внутри все меняется. Прямо не знаешь, чего от него ожидать.
– Мне достаточно, что Попрыгунчик мне доверяет. И моей температуре, и заботе. И цветом моим иной раз любуется, и слова всякие хорошие говорит. И знала бы она в каких напряженных условиях мне работать приходится. И, между прочим, без устали. Двадцать четыре часа в сутки. Семь дней в неделю. Пока наконец не устану и не закончусь окончательно. И ваши нескончаемые издевательства этому процессу явно способствуют. Но это ведь никому не интересно, что есть я здесь, что меня нет. Всем все равно. Кроме Попрыгунчика, конечно.
– Ну ладно тебе, коралловый. Извини. И не оскорбляйся ты так сильно. Мы, конечно же, ценим твое здесь присутствие. А как же иначе. Без тебя эта квартирка была бы совсем не та. Просто остроумия бы тебе побольше и легкости, чтобы не реагировать и тем более не обижаться так горько. Давай пусть Попрыгунчик из тебя горчицу выбросит. Она явно тебе не на пользу. А вот имбирь было бы неплохо, наверное, включить в твой рацион, – смягчился было один из стульев, но тут же его осенило: – Слушай, а если Попрыгунчика в тебя засунуть, это как повлияет? Ты сможешь читать ее мысли?
– Я бы предпочел в него Боцмана засунуть. Чтобы узнать, что именно он имел в виду, когда вешал эту странность, – опередил кораллового другой стул.
– Какие же вы все-таки, – поморщился от них холодильник.
– Ну я же не сказал навсегда. На время. Как пирожное.
– Боцман и пирожное?.. Скорее как горький шоколад. Такой же темный, как и его сомнения по поводу всего.
– Хм, в таком случае он повесил тут свой автопортрет, – не унимались стулья.
– Стол, может, ты скажешь что-нибудь дельное, а то эти четверо меня уже порядком утомили, – не выдержал холодильник.
– Не могу сказать, что мне что-то известно о черном непосредственно, но предположить можно. Хотя я бы с этим вопросом к сковородке вначале обратился нашей чугунной. Или к самой картине. Как к чуть ли не единственным здесь носителям этого цвета, – ответил стол и поприветствовал новоприбывшую: – Добро пожаловать в наш мир!
К нему присоединились остальные.
– Благодарю, – вежливо ответила картина, – но я бы предпочла передать слово сковородке. Она здесь гораздо дольше меня.
– Добро пожаловать. Благодарю, – послышалось с бирюзовой полки по соседству с кашмирскими казанами, – но о моем цвете мне, признаться, известно не так много. И даже не знаю, обрадует ли вас мой ответ. Ибо цвет мой образуется за счет того, что