голосе председателя клуба сквозила откровенная издёвка, и вновь накатил приступ бешенства, и вновь удержался, не сорвался на крик.
– Передай, и у меня не будет повода возвращаться.
Яков задумался, потом кивнул.
– Хорошо! А теперь убирайся!
Серж наметил движение вперёд, и я не сдвинулся с места, мрачно уставился на него. Не дождался от вахтёра решительных действий и вышел на улицу, мягко притворив за собой дверь. На деле хотелось долбануть ею со всей дури, но решил не терять лица.
А в голове в такт лихорадочному сердцебиению стучало: «шпик! шпик! шпик!»
Я – шпик! И все об этом знают!
Но – откуда? Я ведь с августа в комендатуре не числюсь! Что за ерунда?!
Далеко я уходить не стал, плюхнулся на ближайшую скамейку, пристально уставился на вход в клуб. Изо рта облачками пара вырывалось дыхание, но холодно мне не было. В воздухе невесомые снежинки кружатся, а мне – жарко. И душно. Дышу и никак надышаться не могу.
Нина! Нина тоже знает!
От этой мысли во рту стало кисло, аж зубами скрипнул.
Дерьмо! Вот же дерьмо! Она выйдет вообще?
Усомнился в этом, но – вышла. Нина порывисто сбежала с крыльца, и я вскочил с лавочки, поспешил её навстречу, но только протянул руку, и студентка резко отпрянула.
– Не трогай меня!
Я замер на месте, пересилил себя и спросил:
– Нина, да что такое?
– Сам будто не знаешь! – чуть ли не выкрикнула девчонка, тушь которой потекла и размазалась от слёз. – Ты меня обманул! Выставил полной дурой!
– Ты о чём вообще?
– Ты из комендатуры!
– Я – не из комендатуры, – ответил я полуправдой и поспешно добавил: – Нет, постой! Да не из комендатуры я, честно! И тебе я не врал! Я действительно учусь в энергетическом училище. Но ещё – мотоциклист.
– В корпусе! – обвиняюще произнесла Нина.
Тут уж отпираться было бессмысленно, пришлось признать:
– Ну да.
– И ничего мне не сказал!
– Да просто речи не заходило. Слушай, я ведь ничего не скрывал – даже на мотоцикле приезжал. Помнишь?
– Но ты и не рассказал правды! – отрезала студентка. – Теперь все считают, что я обо всём знала и покрывала тебя!
Я ощутил иррациональное раздражение и едва не наговорил в ответ грубостей, каким-то чудом сдержался и со вздохом спросил:
– В чём покрывала? Служба в корпусе – это преступление? Ну извини – не знал!
– Служить – не преступление. А вот скрывать это – подло! Теперь все считают тебя шпиком, а меня – пособницей!
– Глупости какие! Тебе не плевать, кто что думает?
– Нет, не плевать! Видеть тебя больше не желаю!
Нина развернулась и убежала в клуб, а я немного ещё постоял перед крыльцом, затем вернулся к скамейке, уселся на неё и откинулся на спинку. Расстроился ужасно. Такие планы на этот вечер были – и всё псу под хвост отправилось. Нинку ещё расстроил, испортил ей праздник.
Я сунул руку во внутренний карман, смял цветастую упаковочную бумагу и отправил её