дальше, выставив перед собой мерцающий светильник. Билту, конечно же, последовал за ней.
В глубине леса Кробо деревья шырис были оплетены довольно плотной паутиной, что наводило на прежде властную Савистин неподдельный ужас. Именно здесь обитали ядовитые арахниды, которые так привлекли её внимание. Их яд был конечной её целью, но в извлечении яда из челюстей прыгучих монстров она полностью полагалась на Билту. Билту же не понимал, для чего ей был более необходим этот паучий яд, нежели другая отрава растительного происхождения, чья добыча была более безопасной. Хотя Савистин как-то говорила ему, что яд растительного происхождения не впечатлил её. Неужели, думалось Билту, эти маленькие ручки держали в своих пальчиках что-то настолько пагубное, как яд. Да, Савистин таила в себе много тайн, которые не спешила открывать простодушному Билту.
Заколоть арахнида размером с пять лиловых обезьян зирданцу не составило труда. Он воткнул в него кинжал и провернул рукоять пару раз. И уже через минуту, когда паук перестал дёргать лапами и осел на своём брюхе, возбуждённая Савистин, подставив флакончик к его челюсти, следила за тем, как капля паучьего яда тягуче капает на стеклянное прозрачное донце. Мерцание от светильника привлекало арахнидов, но они не осмеливались нападать на непрошеных гостей. Они, затаившись в отдалении, в тени травы, всматривались в фигуры своих палачей.
Ну а после, когда флакончик был полон, возлюбленные покинули паучий ареал, покинули лес Кробо, оставив весь его птичий гомон лиловым обезьянам.
Коснувшись тонкими пальцами решётчатого оконца тюремной камеры, Сэл вздрогнула и прослезилась. Позади неё была тьма, место, откуда она пришла, больше не хранило её тепло, а впереди, за оконцем, тёмными тучами надвигалось грохочущее ненастье. Силы давно покинули её тело, и ей казалось, что вот-вот наступит предрекаемый Вессанэсс финал. Финал, которого она никак не заслуживала.
Никто более не заходил в её камеру, и она, высушенная голодом и жаждой, потеряла все надежды на спасение. Это был уже второй день её заключения, и всё это время, текущее неспешным болезненным потоком, предоставило ей только одну возможность – возможность осознать свою никчёмность и ущербность. Она уже не верила в то, что кто-то из тех, кого она знала, спасётся и вернётся домой. И эта мысль о том, что её жизнь прервётся вот так, в одиночестве и бессилии, ранила до глубины души. Глаза больше не увидят ничего, кроме этого народа, живущего вне её времени.
Гастэрот полнился звуками из соседних камер, которые так же внезапно затихали, как и возникали. У подножия башни кэруны готовились к шторму, закрывая оконные проёмы деревянными щитами, убирая прилавки и загоняя по домам бесившихся малышей. Сэл же наблюдала за ними раздосадованно, в её глазах более не было никакой веры.
Там, на земле, поникшему взгляду показалась и Вессанэсс, одетая в чёрный камзол. Она спешно расхаживала по своим владениям с пятью стражниками и разговаривала с подданными. В её руках была котомка, забитая какими-то свёртками, которые она раздавала мужчинам