помню счастливое лицо матери, приехавшей ко мне с поздравлениями: так долго мы не виделись с ней, что сразу бросилось в глаза – насколько она постарела, какие глубокие морщинки легли вокруг ее глаз – все таких же добрых и ласковых, а ее тонкие руки сохраняли дивное тепло материнской заботы; я точно знал, что никто так не любил меня, как родная матушка, от которой не видел ничего, кроме добра. Позже ко мне приехала Сабина с младшим сыном Казимежем – моим дорогим племянником. Не имея собственных детей, я отдал всю отцовскую любовь и заботу ему, а Казимеж привязан ко мне более, чем к своему родителю, – отец Дионисий замолчал, украдкой взглянул на часы – стрелка приближалась к пяти часам пополудни.
Реальность, окружающая его, оказалась куда трагичнее сладких-теплых воспоминаний.
X глава
В следующий раз, когда святой отец предстал перед инспектором в грязно-синей, непривычной для него одежде, инспектор впервые предложил ему горячий кофе, от которого внутри – в полупустом желудке, стало жарко и приятно, а кровь быстрее побежала по жилам. После чашки кофе отец Дионисий искренне поблагодарил инспектора, продолжив свое повествование.
«Никогда еще отец Дионисий не был так счастлив. В руках оказалась небольшая, но крепко верующая паства, тихий уютный собор, который он преобразил, улучшил, расширил. Рядом велел построить церковную школу для обучения детей из простых семей; общение с Жозефом Теодоровичем не прошло даром.
Святой отец полюбил те первые мгновения после сна, когда лежишь еще в теплой постели, с замиранием сердца наблюдая, как утренний свет входит-окутывает комнату, как в предрассветной прохладе ощущается теплое ласкание тонкий лучей. Благодатное время сменяется дневными заботами, а поздними вечерами – после молитв, в пустом молчании ожидают его перо и бумага, тогда слова, собранные в предложения, ровными линиями побегут по пустому листу.
Каждую седмицу отец Дионисий отсылал письма архиепископу во Львов. В то время Жозеф Теодорович все чаще и чаще оставался в Кракове – и по долгу службы как депутат Сейма, и по душевному велению, заручаясь поддержкой Адама Сапеги и папского нунция. Отвечал он с опозданием, но ни одно письмо не оставалось без ответа.
«Ваше Высокопреосвященство! Спешу доложить Вам, что дела духовные идут мирно и благополучно, школы открыты для всех желающих, а собор для страждущих…» – отец Дионисий замер, раздумывая над продолжением письма. Его глубокие думы прервал стук в дверь.
– Войдите, – проговорил святой отец, отложив перо в сторону.
В комнату с подносом вошел молодой монах, молвил:
– Ваш обед, святой отец.
– Спасибо, брат Николай.
Монах осторожно поставил поднос на стол и бесшумно удалился.
Только теперь отец Дионисий осознал, как голоден. Горячая похлебка источала аппетитный запах, по-домашнему вкусный, приятный. Невольно это напомнило о родном