то на Аллу. Сергей поспешно налил бокал воды и поднес жене. Она почти залпом выпила. Потом быстро выскочила из комнаты, чтобы в ванной перед зеркалом кончиком платка вытереть глаза из опасения, как бы тушь не растеклась.
Сергей извинился перед американцем. Адам Смит засобирался уходить. К вопросу о переезде Мародина в Америку он больше не возвращался. Но когда Сергей заикнулся, что хочет посоветоваться с ним по какому-то важному вопросу, выразил готовность помочь, чем только сможет.
4
Институтская молодежь скинулась и устроила очередной выпивон, или как здесь называли – посиделки. А что еще делать, если делать нечего?
Впрочем, подобные посиделки бывали и раньше, Устраивались они по любому поводу, в самой дальней комнате, что на краю коридора. Сюда ученые, разработчики, проектировщики, конструкторы, лаборанты ходили на перекуры, которые иногда продолжались часами, поскольку то и дело разгорались нешуточные споры на самые разные темы. В институте царила относительно свободная атмосфера, и молодые гении, не стесняясь, говорили обо всем: о политике и власти, о спорте и искусстве, о коммунизме и капитализме, и конечно, о космосе и космических кораблях. И нередко в горячих дискуссиях, выглядевших порой со стороны как некие жесткие разборки, ибо спорщики не стесняли себя этикетом, рождались серьезные идеи, которые потом воплощались в важные приборы, конструкции, научные открытия и диссертации.
Мародин не любил подобные мероприятия, да и в спорах почти не участвовал. Он предпочитал размышлять в одиночку, и чаще всего ему хорошо думалось даже не в кабинете, а где-нибудь на стороне, например, когда он ехал в метро или электричке. Он мог при этом думать о чем-либо постороннем или читать книгу, а нужная мысль словно сама находила его и, на первый взгляд, всегда неожиданно. Но Мародин по опыту знал, что ничего случайного никогда не бывает, эта мысль уже когда-то неясно зародилась в нем, долго находилась в зачаточном состоянии, блуждала в тайниках подсознания, а теперь наконец проявилась.
Сергей тут же начинал разжевывать возникшую идею, крутить ее со всех сторон, пробовать, как говорится, на зуб. В такие минуты он чувствовал себя первооткрывателем, лицо его блаженно улыбалось, а находившиеся рядом люди смотрели на него с недоумением. Но Мародин ничего вокруг не замечал. Он внутри себя самозабвенно творил, и когда приходил в институт, у него уже было почти готовое решение.
…Когда в «курилке» появился Мародин, вечеринка была в самом разгаре. Возле дивана, который нередко служил спальным местом для чересчур захмелевшего «посидельщика» или заработавшегося до поздней ночи специалиста, стоял овальный стол, заставленный несколькими бутылками водки, тарелками с нарезанным черным хлебом, двумя банками тушенки и банкой килек в томатном соусе. На диване сидела жена Мародина – Алла, и два молодых человека из соседнего отдела усиленно ухаживали за ней, а она, любившая веселые компании и флирт,