зеркальные – на них расплывались желтые огни от светильников, и отражались фигуры присутствующих (надо отметить, странные, карикатурные фигуры). Опять зеркало! тьфу, пропасть чтобы… Максим попытался запихнуть в рамки свои мыслительные ассоциации. Кухонный гарнитур купил дед Василий Петрович уже на пенсии – ему предложили как заслуженному работнику, члену городского Совета ветеранов. По каким-то там поощрительным спискам (по блату). И стоил гарнитур немало – потому что не безликий ширпотреб, а выставочный вариант, изготовленный по иностранным образцам. То есть, деду предложили, а он купил. У Тубаевых лежали деньги на сберкнижках, пока ветер девальвации не выдул обесцененные бумажки. Тогда же в последний раз капитально обновили дом в Коммуздяках – сделали ремонты, приобрели вещи – гарнитуры вот.
Максим сидел за четырехногим столом с тяжеленой овальной столешницей – настолько твердое дерево, что нож от него отскакивал (Максим баловался по молодой дури и знал). Возле стола высокие и тоже тяжелые стулья с кожаной обивкой – под покойника деда были в самый раз. Поскольку хозяева старики, то в обиходе сохранились старинные предметы. С ними связаны дорогие воспоминания. Как, например, высокий эмалированный кофейник темно-зеленого цвета (цвет уже порядочно потускнел, и на боку эмаль отбилась) – якобы в этом кофейнике Агриппина Ивановна варила кофе и поила Иннокентия Павловича. Все может быть. И прочие богатства. Фарфоровый сервиз, украшенный золотым ободком и тонким прихотливым рисунком – точно не советский, а импортный – прежде подлинное богатство, не одна хозяйка душу бы отдала за подобную красоту. Или шикарная хрустальная ваза фруктовница на ножке, стальной электрический самовар. Редкая диковина – юбилейное блюдо с целой расписной картиной на нем – внизу красовались цифры 193…-195…, а над цифрами дружно сцепились буквы КМК на схематичном фоне цехов, домен, труб. Произведение социалистического искусства! Юлия не доставала блюдо – неподъемное оно. Все это наследство большой, дружной семьи. Конечно, уже не употребишь по назначению – кощунственно есть и пить из перечисленного. Вещи словно хранили тепло от прикосновений рук прежних владельцев, звонкий хрусталь заключил в себя их голоса, смех. Нет, Максим почувствовал верно – и раньше дети чувствовали – что Юлина кухня была не просто помещением с функциями приготовления и поглощения пищи, складирования утвари. И даже не капсулой времени, тем более что на глаза попадались новейшие предметы – электрочайник, кофеварка, миксер, вафельница. Ну, правда, кому теперь нужен битый кофейник или блюдо с комбинатовским пейзажем? Хотя цены на образцы соцреализма напоследок вырастают словно на дрожжах. Юлия ничего не согласилась бы продать.
Бесконечное число раз Максим сиживал на Юлиной кухне вместе с родителями, двоюродными братьями и сестрами, дядьями, тетками. И сегодня тоже. А действительно, что же сегодня?
Юлия поглаживала покривленными ревматизмом сморщенными пальцами синюю чашку и искоса поглядывала на Максима.
– Спрашиваешь,