и у нас, я думаю, не помогли бы. – Худощавый, полностью седой мужчина, стриженный ёжиком, в дорогом твидовом пиджаке тёмно-зеленого цвета и безупречно выглаженной чёрной рубашке, с явно парижским, шёлковым галстуком в цвет пиджака, поднял белоснежную чайную чашку, сделал глоток и продолжил, уставившись в собеседника колючим взглядом мелких светло-голубых глаз: – Скажите, Максим Викторович, а вас что-то с ней связывало? Я вижу, для вас это стало ударом. Вы были близки? Насколько я знаю, вы встречались всего один раз. Или…
– Никаких «или», Владлен Владиславович. Всё верно – один раз. Точнее, один вечер и одну ночь. Были близки… Да, мы были близки. Только почему были? Мы и сейчас близки. Но совсем по-другому, совсем не то, что вы подумали. – Голос Максима дрогнул на секунду, но он взял в себя в руки. Повернул голову в направлении официантки, и когда та подошла, уже абсолютно ровным голосом, улыбаясь, произнёс:
– Светланочка, будьте добры, принесите коньяку сто грамм. «Коктебель Резерв», пять звёзд. Только не надо в коньячный бокал. Налейте в обычный гладкий стакан для воды. И пепельницу.
– У нас не курят, к сожалению, – официантка грустно улыбнулась.
– Иногда курят. – Максим прошелестел пальцами и медленно опустил ей в карман фартука стогривенную, сложенную пополам купюру, после чего улыбнулся, глядя в её большие зелёные глаза. – Мы недолго, солнышко.
Когда официантка отошла от столика поставленной походкой манекенщицы, седовласый мужчина, до этого безучастно слушавший диалог, усмехнулся и произнёс:
– А если бы деньги не сработали, то показали бы ксиву полковника СБУ?
– Да никогда! Ксивами перед женщинами только прыщавые пэпээсники машут. А я и так всегда сумею найти ключик. Как когда-то сказала одна далеко не глупая женщина, ныне, как мне стало известно, уже покойная: «Тебе, Макс, легче дать, чем отказать». А вам что-то не нравится, Владлен Владиславович?
– Отчего же? Я всегда уважал уверенных в себе сотрудников. А вы просто источаете уверенность. Я даже залюбовался. А ещё я знаю, что вы более чем опытный сотрудник. Могли бы уже греть пузико в олимпийских Сочах или жарить шашлык на даче, но сами попросились сюда. Знаю и про непростой характер, и про любимый вами, но часто не оправданный риск. Даже знаю про ваши литературные опусы и исторические изыскания. Вы же понимаете, у меня много информации. Но всё-таки есть к вам два вопроса. Почти личных. Только, если можно, правду, или не отвечайте вовсе. Я хочу, чтобы вы поняли, Максим Викторович, – задание, которое я хочу вам поручить, действительно серьёзное. И я бы с удовольствием поручил его своим сотрудникам, но, к сожалению, людей не хватает. А времени, как вы понимаете, размышлять попросту нет. Вот поэтому я обратился в ваше ведомство, и мне откомандировали, скажем так, вас.
– Валяйте, товарищ генерал! Я же правильно к вам обращаюсь? Резидент России в Крыму, по-моему, должен быть генералом. Или нет? Неужели полковник? Но в любом случае я слушаю. И обещаю ответить честно. Или не ответить вообще. Пенсии, надеюсь, меня за это не лишат. Да и вы, думаю, не будете ябедничать.
Собеседник усмехнулся, кольнув в очередной раз искоркой стальных глаз, но уже как-то мягче кольнув, сделал ещё один глоток из своей кружки, неторопливо поставил её на стол, обмакнул рот салфеткой и спросил:
– А теперь серьёзно, Максим Викторович, скажите, а зачем коньяк в одиннадцать утра, когда вы знаете, что предстоит нелёгкая работа? И второе… Почему вам важно то, что сейчас тут происходит? Только желание доделать работу и прочувствовать вкус победы? Или теперь это уже будет месть с вашей стороны? – Он на секунду задумался и добавил, уставившись немигающим взглядом в глаза Максима: – Вы поймите, Максим Викторович, сейчас всё настолько тонко и на грани, что я не могу позволить произойти «непредвиденным случайностям». Надеюсь, вы меня понимаете? А вот и ваш коньяк!
Официантка поставила перед Максимом наполовину наполненный стакан с коньяком, блюдце с пирожным, пепельницу и, широко улыбнувшись, гордо процокала назад к стойке. Максим взял в левую руку стакан, небрежно перекрестился со словами: «Царствие тебе небесное, родная! Спи спокойно», – и медленно, словно смакуя, выпил содержимое глотками. Спокойно поставил пустой стакан. После чего откусил от пирожного маленький кусочек и, достав полупустую пачку «Кэмела», закурил, глубоко и блаженно затягиваясь и прикрыв при этом глаза. Секунд через двадцать повисшего над столом молчания он выпрямился, расправил плечи и уже совсем другим тоном – тоном, отдававшим ледяным спокойствием с одной стороны, но с еле уловимой ноткой субординации с другой, – чётко проговорил:
– Владлен Владиславович, не обижайтесь. Я, наверно, был несколько резок, прошу меня простить, но я уже устал от всякого рода начальников. От всех этих кабинетных крыс с толстыми задницами и большими звёздами. Просто устал. Половину из них я лично бы застрелил и даже не переживал бы. Но к вам это не относится, поверьте. Я вижу, а скорее, даже чувствую, что вы на своём месте и переживаете за дело, за работу, а не за какую-то там премию и очередную звезду. А это для меня всегда было единственно важным. Ещё раз простите. Теперь по вашим вопросам, которых в итоге получилось не два, а четыре. И один из них