и земледельческого труда среди евреев в России»). В последние годы жизни Бакст особенно интересовался вопросами педагогики.
Николай Игнатьевич Бакст скончался в Петербурге 4 декабря 1904 года, он похоронен на Еврейском Преображенском кладбище. Некрологи по поводу его смерти были опубликованы во многих изданиях, в частности, в «Биржевых ведомостях» и в «Одесских новостях».
В заключение необходимо сказать, что блестящий преподаватель Николай Игнатьевич Бакст вместе с Овсянниковым и Ционом сыграл исключительную роль в формировании Ивана Петровича Павлова как профессионала и в значительной мере физиолога-мыслителя. Именно они – преподаватели, в университетских аудиториях третьего этажа двенадцати петровских коллегий, где и по сию пору помещается кафедра общей физиологии, приобщили юного Павлова к последним достижениям сильнейшей тогда европейской физиологии.
Каждый из них – и Овсянников, и Бакст не только бывали в ведущих лабораториях Бернара, Людвига, Гельмгольца и многие другие, но вели здесь свои исследования, выполняли диссертации, изучали механизмы, формировали научную идеологию [24, 29, 45, 73, 78, 93, 101]. И все это в том или ином виде непременно было передано студентам кафедры, выводя их на передовые рубежи физиологической науки того времени. Конечно, вклад Николая Игнатьевича ни в коей мере не может быть сравним с тем влиянием, какое оказал на молодого Павлова Илья Фаддеевич Цион, кстати, блестяще прошедший тот же путь европейской подготовки к профессиональной деятельности [20, 56, 58, 59]. Таким образом, в Петербургском университете формировался фундамент отечественной физиологии.
Описываемую ситуацию лучше всего иллюстрирует статья Сеченова «Беглый очерк научной деятельности русских университетов по естествознанию за последнее двадцатилетие» [74]. Он пишет, что до 50-х годов русские университеты мало что дали мировой и даже отечественной науке. Условия у них были для науки неподходящие, и русские стремились в Германию… «откуда заимствована наша ученость» [74, с. 424]. Основной причиной отсталости явилось полное отсутствие лабораторий и лабораторной практики студентов. «…Огромную услугу русскому естествознанию оказала реформа наших университетов в 60-х годах, учредив при естественных и медицинских факультетах лаборатории, снабдив их материальными средствами и усилив соответствующим образом преподавательский персонал. Другой благодатной мерой было облегчение выезда частным лицам за границу и усиленная посылка туда молодежи с образовательной целью и на казенный счет… Самостоятельная жизнь наших научных лабораторий начинает проявляться несомненными признаками гораздо позднее времени их возникновения, но она уже проявляется почти во всех лабораториях нашего отечества… В прежние времена русскому развиваться в самостоятельного работника без обучения на Западе было почти невозможно, а теперь они развиваются на месте». Затем Сеченов указывает: «До 1863 года мне неизвестно ни одного специального