её парящий
в райскую звал обитель.
Ветер притих и замер,
будто ночной грабитель,
но через миг очнулся
и по привычке давней,
пенье хваля, захлопал
ветхой скрипучей ставней.
Голос ночной певицы
реял под облаками —
и со скамеек мусор
вспархивал мотыльками,
стайка деревьев чахлых
сделалась пышным садом,
а кирпича обломки
стали пиратским кладом.
Шарфом прикрыв от ветра
старенькой блузки ворот,
девушка шла и пела
про незнакомый город.
Отстранённость
Не вступая в дискуссию с умным соседом,
я пожму ему руку и дёру задам,
и, конечно, едва ли затею беседу
за бокалом шампанского в обществе дам.
Чтобы не превратиться в жеманного плаксу,
избегая участья в параде планет,
дважды в день поленюсь я выгуливать таксу
и не стану за истиной лезть в Интернет.
Торопливый прохожий в затылок мне дышит
и в карман мой тактично роняет пятак,
но меня, право слово, уже не колышет
философский вопрос: «Что со мною не так?»
В толчее городской, созерцаньем влекомый,
интерес к новостям я утратил давно.
И себе я не друг, а скорее, знакомый,
без которого в зеркале места полно.
Апокриф
Отважный спецназ
штурмует Парнас.
Полковник солдатам
(изрядно поддатым),
тряся автоматом,
чеканит приказ:
«Сломать их заслон,
прорваться на склон
и двигаться строем,
чтоб нашим героям
в заду геморроем
не стал Апполон!
Воюем всерьёз,
крушим без угроз!
Коль встретятся музы —
отставить конфузы:
надеть им рейтузы,
и всех на допрос!»
И храбрый спецназ
попёр на Парнас
в броске неприкрытом,
гремя динамитом,
пока их копытом
не встретил Пегас.
Галдящей гурьбой,
невзрачны собой,
нацелив сонеты
на бронежилеты,
вступили поэты
в решительный бой.
Утрачен покой
был в свалке такой.
Виргилий, шалея
и рук не жалея,
мутузил старлея
бугристой клюкой.
Солидный заслон
воздвиг Аполлон.
Притом Мельпомена
движеньем колена
сержантского члена
сместила наклон.
В смятенье спецназ
покинул Парнас,
смекнув, что поэтам —
смутьянам отпетым,
и музам раздетым
кулак – не указ.
Картинка
Говорю с трудом,
хоть и жив пока.
Ты вошёл в мой дом,
дверь толкнув слегка.
Не дрожи в углу,
путник. Подойди,
выдерни