Ему очень хочется меня убедить в своей невменяемости. Ладно, продолжим".
– Роман, вы любили бабушку?
– А?
– Ваша бабушка вам нравилась?
– Да, то есть нет. Как это нравилась?
– Она была хорошая?
– Да.
– А вы были хорошим?
– Нет. Я плохо себя вёл.
– Вас наказывали?
– Да.
– Бабушка?
– А?
– Бабушка вас наказывала?
– Иногда.
"Интересно, врёт он мне или говорит правду? Или часть правды?"
– И что вы об этом думаете?
– Я заслужил наказание.
– За что вас наказывали?
– Так, за разные шалости.
"На сегодня достаточно. Дальше двигаться опасно. Надо поточнее узнать место брода".
– Роман, вы можете идти к себе в палату. Завтра приходите ко мне после обеда, в 14-30.
– Приду.
Каракурт зашуршал бумажками в кармане. Вынул одну из них и с помощью огрызка карандаша написал памятку. Потом, так и не поднимая головы от бумажных сокровищ памяти в виде нечитабельных для чужих записок, написанных самому себе, тихо исчез за дверью. Дождавшись, когда он уйдёт, Ольга Гаврилова, посмотрев ему вслед, отчётливо произнесла:
– Аферист.
Ольга никогда не теряла времени даром. Ей удалось связаться со следователем, ведшим дело детоубийцы Каракурта. Договорилась с ним о встрече сегодня же. Примерно в половине седьмого вечера она подъехала к приземистому серому зданию РУВД. Следователь Константин Жиров её ждал. Рабочий день подошёл к концу, дел конечно, как всегда, хватало, но он специально задержался ради такого случая, а не пошёл сразу домой к жене и детям. Скоро его ребята забудут, как их папочка вообще выглядит.
Жиров, достигший возраста Христа два года назад, как раз, когда он со своей следственной бригадой поймал опасного маньяка, полноватый, лобастый, крупный, не по-модному усатый мужчина, с нетерпением ждал встречи с психиатром. Для него Каракурт не был простым отщепенцем, рядовым извращенцем, отнюдь, он воплощал в себе угрозу обществу, безликую угрозу, направленную на каждого нормального человека на земле, на отцов, матерей и их детей! Ради чего мы живём на свете? Уж точно одним из ответов на этот банальнейший вопрос, одной из причин всего хорошего делающегося вокруг были дети – ради них стоило жить, да.
Константин, помимо воли, часто, намного чаще чем ему того бы хотелось, возвращался в воспоминаниях к тому чёрному делу об убийстве детей. Их изуродованные трупики, всегда открытые в крике глаза, выплывали из тумана памяти, тревожили совесть. Почему они не могли поймать маньяка раньше? Почему? Вопрос риторический. Им вообще повезло, что Каракурта задержали так быстро. Но Жирову от этого было не легче. Он всегда жалел об отмене смертной казни, а уж после дела Каракурта – тем более. Когда Константин узнал, что детоубийцу отправили в психушку у него самого чуть психопатический припадок не случился. Такого убийцу и кормить манной кашей? Воистину, человечество на своём пути где-то не там свернуло.
Докторша Жирову понравилась. Деловая, гордая,