частью туловища, припадал на передние лапы и норовил лизнуть руку.
– Знакомьтесь, это – Найс, сеттер, отличный охотник. Найс, это Василиса. Василиса хорошая, – предупредил он пса, и тот поверил, обнюхал меня и потерял интерес, вероятно, определив для себя мой статус как «не дичь».
Мы прошли к столу. Белые свечи в сверкающих серебряных подсвечниках, белоснежные туго накрахмаленные салфетки, орхидеи в вазе. Я обратила внимание, что стол сервирован на две персоны, и забеспокоилась:
– А где Юля?
– Ее нет, она в санатории.
Предложив мне стул, Черных занял место напротив, отослал официанта и спросил:
– Что будешь пить?
– Сок.
– Хорошо. А вино?
– А что у нас на ужин? – осмелела я.
– Есть мясо, есть какие-то морские гады, есть дичь. Что ты будешь?
– А что из морских гадов?
– Что-то с рисом.
– Тогда мне этих гадов с рисом и сухое красное.
– Нет, к морепродуктам подают сухое белое. Предлагаю Бургундское, Шабли.
– Давайте,– небрежно пожав плечами, согласилась я.
Но не тот человек был Черных, чтобы от него отмахивались. Он прочитал мне лекцию о французских винах, сказал, что покупает вино только из виноградной лозы, выращенной во Франции, потому что там лозу возделывали еще до рождества Христова.
– В зависимости от почв, на которых растет лоза, сухое белое вино Шабли делится на шабли, пти шабли, грамм крю и премьер крю.
Не скрою, для меня это была китайская грамота. Не было никакой необходимости запоминать названия французских вин, но почему-то я старалась сделать приятное этому человеку.
– Во всех винах, созданных на виноградниках Шабли, присутствуют цитрусовые нотки,– закончил Владимир Иванович и велел: – Сделай маленький глоток и подержи вино во рту.
Ни одной цитрусовой нотки я не почувствовала, потому что Черных не отрываясь смотрел на мои губы.
После ужина он повел меня на экскурсию по дому. На втором этаже показал небольшую коллекцию живописи. Мое внимание привлек портрет молодой женщины. Бледное худое лицо, круги под глазами, отсутствующий взгляд ярко-синих глаз. Что привлекло художника в этом лице?
Словно отвечая на мой вопрос, Владимир Иванович объяснил:
– Это портрет жены художника. Она умирала от чахотки, он каждый день делал наброски, наблюдал и фиксировал угасание, тщательно выписывая его следы. Своеобразная хроника. Портретов несколько, у меня один из первых.
– По-моему, это жестоко, – ужаснулась я.– Это то же самое, что снимать на видео аварию, вместо того, чтобы помочь.
Черных не согласился:
– Не одно и то же.
– Вы смогли бы так?
– Ты просто еще не знаешь, что значит, терять,– он опять посмотрел на меня глазами больного волка.– Если бы у меня был дар художника, я каждый день писал бы портреты своих близких, и постарался бы не пропустить момент их ухода. В этом нет ничего ужасного.
Поддавшись порыву, я протянула ему руку, Черных накрыл мою ладонь своей и повел дальше, рассказывая по пути о своих родителях.
Род его начался с конца шестнадцатого