подсознании вопрос парня: «А своя собственная история у тебя есть?». Тогда он показался ему наивным, дилетантским, а теперь вдруг задел. История? Своя? Никаких драм он припомнить не мог. Эпизоды его жизни не складывались в фабулу. Однажды к нему пришел меценат с царским подарком: предложил деньги на создание авторского театра. Счастье! Однажды его пригласил в проект ведущий телеканал – счастье, потому что это давало возможность засветить свой театр на огромную аудиторию. Но никакие перипетии не тянули на достойный сюжет, даже на хоть какой-нибудь. Не было интриги, драмы. Река его жизни не имела порогов и бурлила лишь постоянной занятостью.
Залевский дотянулся до лэптопа, приладил его на живот поверх одеяла и пустился на поиски, которые принесли ему нечто неожиданное: на сайте мальчишки был вывешен их парный портрет: артист хвастался поклонникам своим новым звездным другом – не устоял перед искушением. Они прильнули друг к другу щеками и улыбались в объектив. Только в глазах мальчишки плескались радость и озорство, а в его собственном взгляде сквозила напряженность и даже плотоядность. Марин поморщился: матерый хищник и его простодушная, доверчивая жертва.
И вдруг глаза хореографа выхватили комментарий, оставленный парнем под снимком: «Я и мой папа». В чем дело? Что за глупость? Или не глупость? Быть может, он предвидел истинные намерения Залевского и упредил попытку их реализации? Интриговал? Или это было наивно завуалированным желанием мужской дружбы, мужского покровительства? Мальчишка адресовал эту подпись ему или поклонникам, пытаясь предотвратить возможные кривотолки? Спасал репутацию, свою и Марина? Хореограф испытывал досаду и даже раздражение. Не желая мучиться догадками, он набрал номер телефона.
– Почему ты так подписал наше фото?
– Тебя напрягает? Могу убрать, – услышал он хриплый голос.
Похоже, разбудил парня.
– Нет, ничего… – усмехнулся Марин. – Пусть остается. Просто захотелось узнать, в чем прикол.
– Пьян был… и меня жестко распёрло. Башка – у-ля-ля…
– Понятно, – не поверил Залевский. – Ты сегодня занят?
– Представь, я сегодня абсолютно свободен! Хочешь сводить меня в зоопарк? – усмехнулся мальчишка.
– Не хами, – обиделся Марин. – Я хотел пригласить тебя позавтракать.
Вот ведь странность какая! Он давно позабыл, как это – обижаться. Да и кому бы пришло в голову обижать именитого хореографа? Кто мог позволить себе?
Из дома близ Никитских ворот хореограф любил спускаться к Арбату Мерзляковским переулком с его цветными рустованными фасадами некогда доходных домов. В нем гнездился музыкальный колледж, выпиравший в русло переулка угловым входом. Состоял колледж при Московской консерватории, и Марину порой случалось зачерпнуть на ходу волшебного бельканто и даже донести его звучание до шумного проспекта. А тут вдруг еще солнце ярко выбилось, растворив мутную пелену московской зимы, и такая образовалась радостная ясность, будто