Скальпель разума и крылья воображения. Научные дискурсы в английской культуре раннего Нового времени
разум вовсе не требует, чтобы все подобным образом видимое или воображаемое нами было истинным, но он ясно указывает, что все наши представления или понятия должны иметь какое-либо основание истины, ибо невозможно, чтобы Бог, всесовершенный и всеправедный, вложил их в нас без такового»[221].
Декарт полагает, что индукция, основанная на данных, полученных при помощи чувственного восприятия, и даже конструирование объекта при помощи воображения ограничивают познание физическим миром. Только в разуме существует идея Бога и души: «Чего прежде не было в чувствах, а ведь идеи Бога и души там никогда не было <…> чувство зрения убеждает нас в достоверности предметов не менее, нежели чувства слуха и обоняния, тогда как ни воображение, ни чувства никогда не могут убедить нас в чем-либо, если не вмешается наш разум»[222]. Но невозможность познать Бога, по мнению Декарта, ограничивается не только возможностями чувственного познания, но и правилами, которыми схоласты обрезают возможности разума: «Причина, почему многие убеждены, что трудно познать Бога и уразуметь, что такое душа, заключается в том, что они никогда не поднимаются умом выше того, что может быть познано чувствами, и так привыкли рассматривать все с помощью воображения, которое представляет собой лишь частный род мышления о материальных вещах, что все, чего нельзя вообразить, кажется им непонятным. Это явствует также из того, что даже философы держатся в своих учениях правила, что не может быть ничего в разуме»[223].
Тем не менее философ не отрицает того, что можно пользоваться правилами, но он предпочитает сам сформулировать их: «Я и решил, что следует искать другой метод, который совмещал бы достоинства этих трех [анализ древних, алгебра современников и логика] и был бы свободен от их недостатков»[224]. От геометрии и математики он берет принцип восхождения от очевидного, точного и простого к сложному, соблюдая порядок: «Те длинные цепи выводов, сплошь простых и легких, которыми геометры обычно пользуются, чтобы дойти до своих наиболее трудных доказательств, дали мне возможность представить себе, что и все вещи, которые могут стать для людей предметом знания, находятся между собой в такой же последовательности. Таким образом, если <…> всегда соблюдать порядок, в каком следует выводить одно из другого, то не может существовать истин ни столь отдаленных, чтобы они были недостижимы, ни столь сокровенных, чтобы нельзя было их раскрыть <…> среди всех искавших истину в науках только математикам удалось найти некоторые доказательства, т. е. некоторые точные и очевидные соображения; я не сомневался, что <…> они приучат мой ум питаться истиной и никак не довольствоваться ложными доводами»[225].
Он отчетливо формулирует свою методологическую позицию в четырех правилах, принцип которых – отсечь лишнее[226]. Таким