мне думалось, что я совершил какой-то проступок, от чего мой отец больше не хочет проводить со мной время. А потом уехал мой брат и я мог видеть отца только рано по утрам, если выгляну в окно своей комнаты. Только сейчас я начинаю понимать, что испытывали мои родители, отправляя своего сына в другую страну. Они всегда и повсюду ожидали опасность. Мне кажется, что привычка испытывать страх и переживать за любое событие – это именно от них, оттуда, из детства.
Переходим на водку! – вскричал Сашка.
И Глеб пошел спускаться к реке, где бечевкой привязал авоську с напитками. Я спустился за ним.
– Мне тут письмо пришло, – Глеб протянул мне свернутый в пять раз желтый листок бумаги.
«Настоящая справка выдана гр. Петрушенко Г. В. в том, что он зачислен в Сентябре 1958 года в Великолукский сельскохозяйственный институт.»
– Это мне вчера пришло, – подытожил он. А у меня сил не было даже оторвать взгляд от этого куска бумаги.
– Ты уже Кате сообщил?
– Нет, боюсь пока, не пустит она меня. Ей еще год учиться.
– Я бы тоже не пустил.
– Вид у тебя унылый, Гера, я рассчитывал на твою поддержку. Что думаешь?
– Я думаю не дело это, все вот так на середине пути бросать.
– А что бросать? До отъезда еще четыре с половиной месяца, я как раз здесь все дела окончу, Катьку успокою и в путь. Не хорошо мне тут, места себе так найти и не смог за эти годы после школы. Все, что меня здесь держало, так это дед с бабкой, да Катька, а сейчас дед умер, дом бабушкин совсем прогнил, родители наконец-то созрели ее к нам забрать. Так что, обязательств здесь у меня уже и нет.
– А Катя? – тихо спросил я, подняв голову в сторону беседки.
– А что Катя? Вон к нам бежит, – и его поникшее оправдывающееся лицо сразу сменилось на доброе и увлеченное.
Я остался на берегу, влюбленная парочка убежала на склон, и я видел тень их поцелуя. Только теперь уже не ясно, можно ли назвать их «влюбленными». Переживания о том, что будет с Катей, если она останется одна, испортили мне настроение окончательно. Беда. Саша не оставит ее в покое.
Снизу вверх я смотрел на увлеченную компанию из четырех молодых людей и вообразить себе не мог, что на самом деле творится у каждого внутри. Вот Сашка чокается своим граненым стаканом с Глебом и до меня доносится его заливистый смех, а звон стекла отдается в сыром воздухе и улетучивается вместе с порывами ветра. Злата от смущения утыкается в коричневую куртку Саши, и он целует ее в макушку. Глеб усадил Катю на колени и кормит ее запеченной рыбкой, его левая рука крепко сжимает ее ладонь. Эту ясную картину я никогда не забуду. Это фотография в моей голове. Момент, когда все были счастливы.
Теперь мне кажется, что это событие никогда не закончится. Эта картина будет повторяться и повторяться, с цикличностью в тридцать семь секунд, и звон чокающихся стаканов будет отдаваться в моих ушах. Дзынь-дзынь-дзынь.
Внезапно обращенная