дыры. Динка не раз обжигала ладошки о раскалённую дверь печи, и хотя она и научилась к пяти годам не подходить к печке, предыдущий опыт общения с горячим железом навсегда сделал подушечки пальцев на её руках почти не восприимчивыми ни к холоду, ни к жару. Став взрослой, она удивляла окружающих, когда с лёгкостью могла достать из духовки горячий противень или открыть крышку кипящей кастрюли, не используя прихваток и полотенец.
У правой стены на кухне около крошечного окошка стоял большой квадратный стол, доставшийся семье от предыдущих хозяев дома. За ним все обедали, также на нём готовили, разделывали мясо, цедили молоко и сепарировали. У самого входа расположился кухонный комод, выкрашенный ядовито-синей краской. На комоде обычно рядами выстраивались вёдра с водой для хозяйственных нужд. Со временем тяжесть вёдер совсем покорёжила столешницу, так что шкафчики для столовых приборов стали выдвигаться с большим трудом. Между столом и комодом втиснулись шкаф для посуды и стул, на котором мог сидеть только отец. Этот стул был расшатан и стар, когда-то лакированные и ровные коричневые ножки покосились, а чёрный дермантин начал трескаться.
По правую сторону от входа на кухню находились вешалка, дверь в зал, электрическая плита и умывальник. Плита работала почти круглые сутки – на ней готовили обед для всей семьи, грели воду и молоко для телят, варили кашу собакам, кипятили тяжёлые чайники. Лишь только в конце девяностых отец купил электрический чайник, который не приходилось поднимать двумя руками. Подняв электрический чайник в первый раз, Динка едва не опрокинула его на себя – таким лёгким он ей показался. Иногда матери удавалось отмыть плиту, но обычно вся варочная поверхность была покрыта прижарками и толстым слоем жира. Отец часто ругался с матерью из-за грязных конфорок, однако та не хотела тратить несколько часов на отмачивание и отскабливание налёта, новый слой которого всё равно бы появился через короткое время.
Умывальник содержался в абсолютной чистоте – примерно с четырёх лет его начала мыть Динка. Никто не заставлял её это делать, скорее, возможность без зазрения совести поиграться с водой приносила ей огромное счастье – впервые в жизни за игру её не ругали, а хвалили. Хотя отец и возмущался из-за потраченной воды и полного ведра помоев, но не препятствовал дочери, так что вскоре мытьё умывальника стало одной из её многочисленных обязанностей по хозяйству.
В зале потолок был намного выше, чем на кухне. По правую сторону расположилась большая русская печь, за которой скрывался закуток с двумя кроватями – там спали Динка с матерью и отец. В этом закутке обычно царил полнейший беспорядок – мать не успевала складывать бельё, снятое с верёвки, и скидывала его на кровать Динки. Кровать отца же почти всегда была идеально заправлена. Под ней стоял сундук с многочисленными постельными принадлежностями, красочными