элегантный сюртук из шалона на ассистенте. Я представила, будто снова нахожусь там – в маленькой комнатке, где, устроившись на пуфе в позе лотоса, Зои мирно попивает свой молочный улун. Цветастые юбки из флиса, пунцовая повязка, браслеты на запястьях и щиколотках. Оливковая кожа, желтые глаза с малахитовыми прожилками и зрачками несколько у́же, чем принято у людей. Я представила, как Зои улыбается мне, как здоровается, точно впервые, и смеется, собирая вещи. Я вообразила, будто она здесь, прямо передо мной, и я могу спасти ее, не теряя.
Закрыв глаза, я выдохнула свое воспоминание на салфетку. Оно проступило на ней чернильным рисунком, превратив ветхую бумагу в цветную фотографию из плотного картона, на которой была изображена Зои. Она щурила глаза, смешно приоткрыв рот, точно сфотографировали ее во время бурного монолога.
– Зачем тебе это? – спросила Тюльпана, когда я спрятала мое первое воспоминание о Зои в карман к мелованной визитке. – Что ты задумала?
– Если Рафаэль отдал Зои охотникам, – сказала я, на самом деле ничуть в этом не сомневаясь, – то кто-то в баре должен знать, куда ее увезли. Ты сказала, мое преимущество в том, что они не знают, кто я такая… Но что, если оно в другом? В том, что они, наоборот, будут знать правду обо мне?
Лицо Тюльпаны вытянулось, но возразить она не успела – я уже проскочила под руками гогочущих мужчин, хлынувших шумной гурьбой на улицу, и оказалась внутри «Железной девы». Дверь захлопнулась, и я почувствовала себя так, будто действительно залезла в живое орудие пыток – вокруг стальные шипы без просветов. Одно неосторожное движение – и они раскроят тело в бесформенное месиво.
Этими шипами были пьяные мужчины и женщины, каждый из которых мог оказаться убийцей, выращенным с единственной целью – уничтожать подобных мне. Но для туристки, которая якобы заглянула в этот бар по чистой случайности, они выглядели весьма безобидно: смеющиеся, опрокидывающие стопку за стопкой, в черных кожанках, как у Диего, и многие с таким же пирсингом на лице. Розовый неон заливал все вокруг, а музыкальный автомат в углу пел, не переставая: кантри сменил хард-рок, и несколько байкеров оживились, потянувшись друг за дружкой к бильярдному столу.
Железная дева, захлопни объятья,
Ведьмы боятся тебя пуще распятия.
Они боятся шипов, что торчат изнутри,
Боятся заснуть и проснуться внутри.
«Да вы издеваетесь», – подумала я. Наверняка эта песня была любимой у местных завсегдатаев: кто-то кинул в музыкальный автомат монетку, ставя ее на повтор, и даже бармен начал пританцовывать.
Железная дева, подари поцелуй,
Кровью цветы на них нарисуй.
Колыбельной станет рокот мечей,
Ласка гвоздей снимет мясо с костей!
В воздухе повис тяжелый смог от сигарет и запах абсента. Ненавязчиво осмотревшись, я прошла уверенной походкой до барной стойки, натянув на лицо то самое выражение, с которым мне приходилось жить много лет до встречи с Коулом, –