себя в зеркало и понимаю, что я еще ничего. Алинка – просто волшебница! Она выбрала для меня шикарное белоснежное платье в пол в греческом стиле, подвязанное тонким золотым ремешком. Белый цвет действительно очень выгодно сочетается с моими светло-русыми волосами. Но Алина всегда предпочитает называть цвет моих волос карамельным. Может потому, что я слегка оттеняю их тоником, придавая им насыщенность и немного блеска.
Мои волосы уложены в естественную прическу: слегка подкрученные локоны ложатся мне на плечи. Неяркий, естественный макияж делает акцент на моих зеленых глазах. Небольшие жемчужные серьги, подаренные Эдуардом на нашу годовщину. Тонкий, золотой браслет, сочетающийся с ремешком. А вот бежевые туфли на высоком каблуке, меня напрягают. Я давно не ходила на шпильках. Боже, надеюсь, я не упаду. Алинка сказала, что это платье лучше надевать без бюстгальтера, но моя грудь второго размера после родов превратилась в размер два с половиной и немного обвисла, потеряв упругость. Поэтому на мне белый комплект сексуального белья с телесными чулками. И это – ночной сюрприз для Эдика.
Эдуард приезжает в половине седьмого, быстро целует Милку, рисующую со Светланой в детской, и убегает в душ со словами «мы опаздываем». Попутно присвистывает от моего вида, сказав, что я прекрасна. С глупой улыбкой готовлю ему костюм, рубашку, запонки. Прохожу в детскую.
– Свет, – да, я называю ее просто Света. Я ее уважаю, но я так привыкла, а женщина не разрешила называть себя по имени отчеству, аргументируя, что так она чувствует себя старой. – Мы ненадолго.
– Вика. Я все сделаю сама. Мы справимся, правда, мышка? Ты будешь меня слушаться? – обращается она к Миле, на что та кивает головой. – Не торопись. Развлекайся. Ты так давно никуда не выходила. И хорошо, что Эдуард, наконец, догадался тебя куда-то вывести.
– Дело не в том, догадался он или нет. У нас был траур, да я и сама никуда не хотела.
– Я понимаю. Но жизнь не стоит на месте. Ты молода, и твоему отцу бы очень не понравилось, что ты грустишь. Он очень любил твою улыбку.
– Я знаю. Он говорил, что у меня мамина улыбка, – вспоминаю папины слова.
– Даже не напоминай мне про эту женщину, – отмахивается Света. Моя мама… Она развелась с отцом задолго до его гибели. Завела себе нового мужчину младше себя на десять лет. Укатила в Таиланд и живет там последние два года. Она – свободный художник, которого душит наша страна. Творческая, ранимая особа, не признающая рамок, правил и законов. Я никогда ее не понимала, мы словно с разных планет. Я с Земли, а она из неизведанной вселенной. Как говорил мой отец, мама именной этим его и привлекла. Он мирился с ее мировосприятием, ее непосредственностью, и всегда принимал ее такой, какая она есть. Он очень сильно ее любил. А когда понял, что она уже не любит его, взял и отпустил, не желая мучать ее, а сам очень сильно страдал. И до последних своих дней был одинок. Я видела тоску в его глазах, и просто ненавидела маму за это. Когда отец погиб, она даже не приехала с ним проститься. Плакала мне в трубку, и говорила, что не желает видеть его мертвым, и для