Вале и ты до сих пор тут. Я побежал на станцию и взял билет до Николаева на утренний автобус и потом – сюда. Даже не ел.
«Интересно, – подумала я. Все-таки он ко мне приехал или на свое море к своей волшебной тете Вале?»
Едва сдерживая смех, я молча забрала у него пустую тарелку, отнесла всю грязную посуду в кухню и стала ее там перемывать.
Миша зашел, открыл форточку и сел под ней за стол.
– Завтра покажу тебе местный дикий пляж. На скалах.
Во рту страшно жгло.
Я улыбнулась и ушла в свою комнату.
Миши было так много, что я отстранялась от него. Как всегда, я была ошалевшая от него. Какое-то время я в кровати смотрела на фонарь в окне и потом уснула без единой мысли в голове.
Утром мы пили чай в кухне под форточкой. Я спросила Мишу, как к нему относится теть Валя.
– Обычно. Она ж меня с детства знает.
– Это хорошо, что она хотя бы тебя не ненавидит.
– А тебя ненавидит?
– Терпеть меня не может.
– Ты же настырная.
– Я? В чем это?
– Такой характер. Во всем. Носишь короткие шорты. Тетя Валя другого поколения.
Я сунула в рот застарелую печеньку из пачки, которую мы нашли в облезлом буфете, и уставилась в свою чашку. «Шорты как шорты. При чем тут настырная?»
Миша встал и начал рыться в кухонном столе.
– Сковородочку бы мне. С толстым дном. Есть такая?
– Может, и есть. Я готовлю на вон той алюминиевой. Чугуниевых тут не видела.
– Не может быть. Сейчас поищем, – сказал он и глубже погрузился в стол, встав на колени. С утра уже было очень жарко, он был без рубашки, в жестких, чуть больших, чем надо по размеру, джинсовых шортах, которые сидели чуть ниже пояса. Под гладкой смуглой кожей играли мышцы пресса, спины, он был весь ладный, красивый, мягко и неторопливо двигался.
Сковородка нашлась, и Миша заявил, что в благодарность за вчерашний борщ сегодня он меня кормит. Жарит картошку по своему особому методу. Помогать он запретил. Я сидела за столом и не знала, куда деть руки. Его глаза прятались в тени от челки.
– Самые сложные блюда – это простые блюда, – постоянно убирая челку с глаз, говорил он, сидя на маленьком стульчике за чисткой картошки. – Плюс-минус секунда – передержал, недодержал – все. Возле них надо буквально жить. Вермишель, картошка… непросто их сделать. Та же самая пюрешка – не сварить с наскока. В комбайне пюрешку делать – кощунственно. Только толкушкой, а это время.
«Он целый повар, – подумала я, – с философией». Лично мне было все равно, как жарить картошку или варить макароны. Картошку он почему-то нарезал мелко-мелко.
«Это что, новая мода – так крошить?» – молча удивлялась я.
– Вот такая нарезка дает самую вкусную картошку. Если сорт, конечно, правильный, – мешая в миске картошку с солью, рассказывал он.
«И какой это сорт, интересно?» – вставила я свою мысль.
– Сорт, видимо, не тот, что нужен, но мы с тобой поэкспериментируем.
“Мы?” – удивилась я.
Он крутился у плиты, пока картошка жарилась.
– Повар от плиты не отходит! –