Вот так у тебя всё просто, да? И ты своему мужу свободно заявляешь про своего любовника?! «Человек» у неё, видите ли! А я что, не человек? Да ты…
– Перестань, пожалуйста. Не кричи! – остановила его она.
Фанис растерянно замолчал. Он видел: по какой-то причине жена ни капельки не чувствует себя виноватой за измену, за свою неслыханную подлость.
– Прежде чем начнёшь меня обзывать, выслушай. Нет никакого любовника. Можешь не беспокоиться: никто в тебя пальцем не тычет, рогоносцем за глаза не зовёт. Я тебе за все годы ни разу не изменила. Хотя про твои шашни с Таней Маловой знала.
Фанис от неожиданности разинул рот. Лицо жарко запылало, словно на него плеснули что-то горячее. Он был уверен, что Аида ни сном ни духом – и оттого укол оказался в сто раз чувствительнее. Два года назад у него приключился служебный роман. Так, забава. Таточка (её все так звали) тоже воспринимала их необременительную связь как приятное разнообразие. Характер такой – лёгкий. Встречались несколько месяцев, потом спокойно разошлись. Теперь в коридорах пересекались, здоровались, как ни в чём не бывало. Фанис знал, что после него в Таточкиной постели ещё главный инженер побывал, а теперь она с начальником финансового отдела встречается. Подвижная девушка.
– Адик, я… – начал было Фанис, но она усталым жестом прервала его попытки объясниться:
– Оставь. Не нужно этого.
– Нужно! – неожиданно заупрямился он. – Нужно!
Фанис нервничал и не мог заставить себя не дёргаться. Как смеет она так держаться?! Как даются ей эти плавные жесты, этот невозмутимый, чистый взгляд? Она, она должна сейчас психовать, плакать, смотреть пристыженно, низко склонять голову! Отчего же сидит королевой? Смотрит, как на глупую назойливую муху? Фанис заметался по кухне, снова подскочил к плите, зачем-то глянул вглубь пустой кастрюли, со звоном швырнул крышку на место, скрестил руки на груди, уселся напротив жены. Внезапно он понял, кого она ему напоминает.
У соседа, Вальки Ломакина, на стене висит картина – огромная, в нарядной раме. Ездили с женой куда-то за бугор и приобрели «Мадонну с младенцем». Вытянутые к вискам миндалевидные, напоённые печалью глаза, высокий лоб, прозрачная кожа, скорбная складка возле рта – одухотворённое, неземное, нездешнее лицо. И не лицо, а лик.
«Если бы не хромота, ни за что не была бы моей». Эта правда вдруг со всей ясностью открылась Фанису, и он не успел защититься от неё, отогнать прочь от себя.
– Я тебя любил! – выкрикнул он. – Всегда! Даже если и было… Ну, было и было. И прошло. Бывает такое? У всех бывает! Ты и сама поняла, что это так… игрушки. Потому и смолчала, так?
Аида усмехнулась и не ответила.
– Та-а-ак! – сказал за неё Фанис, и собственный голос показался ему тонким и жалостным. – Мы с тобой хорошо жили! Я – всё в дом. Не пью, получаю прилично, не попрекал тебя никогда, хотя… сама знаешь…
– Знаю, – произнесла она и опять усмехнулась непонятной своей усмешкой. Крошечная морщинка тенью пролегла между бровей.
…На прошлой неделе они принимали гостей: