выдернувшего нас парня, вёл машину просто как сумасшедший. Ревущая развалюха неслась по разбитым ночным дорогам, визжа резиной на поворотах, на которых наш пилот не только не сбрасывал, но, напротив, набирал скорость, хотя это казалось уже невозможным. Петляя по тёмным улицам, мы въехали в густо застроенный жилой квартал и остановились у типовой пятиэтажки. Юрка заглушил мотор. Когда я вышел из машины, Лёха уже начал на повышенных тонах беседовать с каким-то неопределённой формы организмом, сидевшим прямо на бордюре у подъезда. Если в двух словах, то изрядно перебравший дядька в настойчивой и весьма неуважительной манере требовал от одной из жительниц дома взаимной любви. Будучи отвергнутым в своих лучших чувствах, он начал ломиться в дверь, сыпля угрозами и проклятиями, в результате чего и была вызвана опергруппа. Я был несказанно раздосадован. Пока мы неслись сквозь непроглядную тьму, то тут, то там раздираемую одинокими жёлтыми фонарями, я представлял себе, как мы будем преследовать какого-нибудь вражеского диверсанта. Кромешная украинская ночь, казалось, таила в себе бесчисленные угрозы. Мне подсознательно хотелось, чтобы вдруг раздались выстрелы, полыхнуло пламя и начался бой. Было совершенно всё равно, выживу я в итоге, или нет. Мне хотелось познакомиться с войной и прикоснуться к ней.
Раздражение, которое я испытывал всю обратную дорогу, постепенно перерастало в разочарование по мере того, как война, образ которой я себе создал, переодевалась в поношенный домашний халат и накручивала пошлые бигуди, превращаясь в сравнительно молодую, но уже сварливую и несчастную в браке женщину.
Жалко молящее о пощаде тело отгрузили в подвал, и оно уже оттуда продолжило вещать о том, насколько искренне и сердечно поддерживает молодую республику, как оно водило всю семью на референдум о независимости, как оно бросит пить и никогда больше не будет нарушать общественный порядок. На душе было мерзко, и я впервые задал себе вопрос: «Куда я попал?». Что за, мать его, скотный двор? Как оно умудрилось нажраться, когда военное положение в городе, комендантский час? Мои представления о войне отчаянно конфликтовали с реальностью. Новенькие армейские ботинки с ненавистью обрушивались на ступеньки, когда мы поднимались обратно в кабинет комбата. Виду я, конечно, не подавал. Сославшись на усталость, поплёлся к себе в комнату, договорившись с командиром приступить к ведению новостного ресурса в интернете со следующего утра. Разрази меня гром, если я когда-нибудь смогу сказать что-то кроме: «когда я вошёл в комнату, Киса смотрел телевизор».
– …А ещё можно проводить политпросвет среди личного состава… И даже среди наших алкашей – пусть перевоспитываются. Ведь очень важно, на мой взгляд, чтобы люди чётко представляли себе, за что они воюют. Благородная ярость должна вскипать правильными волнами, – процитировал я одного писателя, – а без хорошей политической подготовки с этим рано или поздно могут возникнуть проблемы. Так же готов выступать в роли фотокорреспондента и освещать в сетях все аспекты нашей сепаратистской деятельности.
– Борисовна, соседняя – свободна? –