мной, но с тех пор Тома переехал, так что подобный праздник повторится не скоро. Я тогда сделала сотни размытых фотографий, заслужив насмешки Шарлин. По ночам я слушала их дыхание, слушала, как они обсуждают охрану природы, спорят о политике, и тайно радовалась тому, что они так хорошо ладят. Да, мы не всегда можем договориться, мне не нравятся отдельные черты характера дочери и сына, некоторые поступки меня раздражают, но я никогда не позволяла себе упрекать или поучать их. Они взрослели и становились такими, какими сами хотели стать.
В десять утра звонит Шарлин и сообщает, что встреча переносится. «Обещаю, мамочка, мы скоро увидимся!» Я стараюсь не кукситься: голос у моей девочки веселый, значит, с Гарри все разрулилось. Освобождаю тележку. На душе паршиво.
18. Лили
Сегодня утром, едва проснувшись, я поняла, что должна немедленно бежать к тебе, проигнорировала поднос с завтраком, оставила твоего папу в туалетной комнате, наплевав на душ, надела первое, что попалось под руку, и полетела по коридору к боксу, как птица, которую охотник спугнул зарядом дроби. «Полетела» в данном случае – гипербола. Мне надо как можно чаще передвигаться на своих двоих, а не в кресле, иначе каждый шаг так и будет требовать тройного усилия. Ноги не желают подниматься, спина не разгибается, я попискиваю от боли и даже в игре «найди семь отличий» не нахожу ни одного.
Какой же он длинный, путь до тебя! Воображение рисует разные картины, не все с хорошим концом. Толкаю тяжелую дверь, протираю руки антисептиком, не глядя прохожу мимо боксов других грудничков, других родителей, других судеб, подвывает аппаратура, ей вторят дети, а вдруг тебе плохо, еще несколько метров, сердце рвется наружу, я задерживаю дыхание, возношу безмолвную молитву, стеклянная дверь… Спасибо, Господи!
Ты жива.
Флоранс занимается твоим туалетом. Я подхожу ближе, еще ближе. Ты завернута только в пеленку, и меня это, как обычно, трогает до слез. Есть что-то душераздирающее в этих крохотных бедрах, хрупких ручках, груди, которая поднимается и опускается, втягивая в себя жизнь. Ты ухватилась за мой палец, я любуюсь твоей мраморной кожей, пушком на плечиках, глазками без ресниц (пока!). Ты выглядишь ужасно уязвимой, и мне хочется сжать тебя в объятиях, силы найдутся, мое сердце бьется рядом с твоим, задавая правильный ритм.
– Мне нужно поменять ей маску, поможете?
Флоранс объяснила, что размеры масок меняют, чтобы подобрать оптимальный, который не будет травмировать твой носик. Я согласилась, но оказалась не слишком полезной – была слишком занята, любуясь тобой, мое сокровище.
Я впервые видела твое лицо – несколько секунд в день твоего появления на свет не в счет.
Ты широко открытыми глазами смотрела в пустоту, чуть приоткрыв ротик, и не шевелилась. Наверное, наслаждалась чувством свободы.
Нос у тебя оказался курносый, как у папы, губы тонкие – мои, в остальном ты показалась мне ни на кого не похожей. Особенной. Я погладила твою теплую щечку и мысленно «засняла» любимое личико, чтобы навсегда