мне сказали.
Выдыхаю эти слова, чувствуя подступающую истерику. Почему всему навалиться нужно в один момент?!
И когда мне сообщают, что у отца проблемы из-за меня же, откуда ни возьмись, появляется Влад.
И говорит, что пришёл за мной.
Знает, что я не приду сама. Потому что не готова я к этой встрече.
Вина до сих пор мучает изнутри, сжирая потихоньку каждый день. Просыпаюсь с ней, думая о Вернере. Как ему сказать об этом?!
Из-за наших семейных проблем он чуть не оказался в тюрьме. Хотел помочь. Попросил о единственной просьбе, выполнить которую не смогла.
Мне и стыдно, и печально одновременно.
Но именно сейчас Влад выбрал не лучшее время для разговора.
Час назад мне сказали, что отцу стало хуже.
А всё из-за меня.
Месяц назад… Я собралась и сказала ему про фотографии. Те самые, из-за которых начался весь сыр-бор. Что они всё ещё существуют. Находятся у кого-то в руках, и тогда… Он схватился за сердце. Ибо дела хуже быть и не могло.
Они находятся непонятно где, неизвестно у кого.
Тогда я испугалась, вызвала «скорую». И уже в больнице нам сказали, что у отца есть проблемы с сердцем. Ставили диагноз, который напрочь вылетел из головы. Они мне ничего не говорят.
Только вредят.
Чувствую за собой вину, поэтому прихожу чаще, чем женщина, что зовется моей матерью. Которая, кажется, уже начала искать себе нового спонсора…
Я не сказала бы, что между нами любовь, но… Это все чувство вины.
И, когда вижу Влада, после новости об ухудшении самочувствия папы, срываюсь.
Тумблер опускается, срывая тормоза. Не мне. Слезам и отчаянию, что захватывают в этот момент.
– Меня шантажировали, Влад. И я сделала, как мне сказали! – произношу со всхлипом, понимая, что сейчас всё равно. Говорить не так тяжело.
– Как? – летит так спокойно, что мне становится не по себе. В любой другой ситуации Вернер бы подошёл, стёр солёные слёзы с щёк и обнял. Попытался успокоить. А сейчас стоит. Не двигается. Смотрит своими холодными глазами.
Заставляет поёжиться и задрожать от мороза по спине.
– Те фотографии, – это из-за них Влад чуть не сел в тюрьму. – Они у кого-то остались. Не знаю… Минут за двадцать перед судом мне прислали их вместе со словами, что я должна сказать правду. Сказать, что ничего не видела, тем самым подставив себя. Я растерялась! Не знала, что делать, у кого спросить совета! Мне не к кому было пойти.
И ведь это правда…
С семьёй я не близка. Ксю вообще не в курсе этого дела.
Был только Влад.
Но и с ним связаться я никак не могла…
– И тогда я произнесла правду. Но ведь знала, что ты выберешься. Ты сам мне сказал это, Влад. Разве не ты? – вымученно отвечаю, вспоминая его слова.
– Покажи фото, – кажется, мои фразы даже не удивляют его. Никак не трогают. Всё продолжает равнодушно стоять в нескольких от меня сантиметрах и цепко смотреть в глаза.
Сглатываю, потому что мне нечего ему показать.
– Их удалили, – выдыхаю, чувствуя панику, бьющую в голове всё чётче.
– Сообщение? –