только я остановилась в нескольких шагах от пленника, он выпрямился и посмотрел на меня. Пожалуй, женщины сходили с ума от желания заправить прядку непослушных волос ему за ухо – слишком уж соблазнительным это казалось.
– Ты – Кира, – произнес мужчина утвердительно.
Чуть помедлив, я кивнула. Должно быть, где-то подслушал мое имя, потому что я совершенно точно не говорила ему сама.
– Ты не из гетто, – настал мой черед говорить знающим тоном. Пусть не думает, что он один тут сможет долго сохранять свое инкогнито.
– Нет, – мужчина едва заметно качнул головой. Волосы еще больше упали на глаза. У меня прямо руки зачесались их поправить. Я сжала кулаки и спрятала их за спину.
– Таким, как ты, запрещено жить вне гетто.
Слабая и полная презрения улыбка тронула его губы. Так и захотелось стереть ее с самодовольного лица.
– Если ты каким-то образом обитаешь без желтого билета, тебе могут дать самую строгую меру наказания, – напомнила я.
Так называемый желтый билет, а на самом деле – справку о принадлежности к гетто, давали всем лекхе, которые не нарушали закон и жили мирно в своих колониях. Из бесед отца с братьями я слышала, что если полиция ловила в городе лекхе без желтого билета в кармане, это каралось очень и очень сурово.
Пленник все увереннее расправлял плечи, словно был хозяином ситуации.
– У меня есть паспорт, – заявил он.
– Но это невозможно! Паспорт дают только людям! Обычным людям! Не таким… как ты.
Кажется, мне удалось задеть его за больное. Лицо пленника помрачнело. Но неужели он рассчитывал, что я стану относиться к нему, как к равному? Закон четко определял, чье место – в низших слоях населения. Наглому взломщику не стоило об этом забывать.
– Может, ты мне еще и имя свое по паспорту скажешь? – поддела я.
– Ивар.
Имя звучало не совсем обычно для наших мест. Да и в речи пленника слышался легкий акцент. Почти не ощутимый, но все же. Я припомнила, что много лет назад где-то в окрестностях, кажется, обитала целая община лекхе, переселившихся из Прибалтики. Неужели он оттуда? Надо бы не забыть проверить эту версию.
– А что это ты так охотно про себя рассказываешь? – спохватилась я. – Знаешь же, что все это узнает мой отец.
Ивар некоторое время изучал меня, а затем бросил равнодушно:
– Не узнает.
– Это еще почему? – фыркнула я и смерила его взглядом, стараясь не сильно задерживаться на бедрах.
– Потому что ты, Кира, меня отпустишь.
Сначала я восприняла эти слова, как шутку, но он не улыбался. Насколько удалось заметить за короткие мгновения нашего знакомства, этот пленник вообще редко растягивал губы в искренней улыбке. За исключением пары презрительных ухмылок, которые выдавил из себя с очень высокомерным видом. Он умудрялся держаться так, даже будучи закованным в железные кандалы, причиняющие ему как минимум боль.
– Ты ничего