что глубоко задевало чувства бабушки Эвелин. Почти всегда молчаливая, та, казалось, постоянно пребывала в плену собственных мечтаний, от которых ее могло отвлечь только беспокойство за Мону и Алисию – за последней нужен был глаз да глаз, чтобы она не упилась до смерти. Патрик, отец Моны, уже давно потерял человеческий облик и, верно, позабыл даже, как его зовут.
Когда Мона взглянула на входную дверь, ей почудилось, будто в проеме возник седовласый и голубоглазый дядя Джулиен. В эту минуту она почему-то вспомнила о том, что он когда-то танцевал в этом доме с бабушкой Эвелин. Однако семейная история об этом умалчивала, равно как и о самой Эвелин, ее внучках Гиффорд и Алисии, а также о единственном ребенке Алисии – Моне.
Но видение оказалось всего лишь плодом воображения. Никакого дяди Джулиена в дверях не было. Мона поняла, что ей нужно соблюдать осторожность и быть постоянно начеку. Что бы ей ни привиделось, это было за гранью реальности – той самой реальности, на пороге которой она стояла.
Мона направилась по выложенной плитками дорожке к торцу дома, где находилась терраса. На ней в течение многих лет сидела в своем кресле-качалке тетушка Дейрдре. Бедная тетушка Дейрдре! Мона много раз видела ее из-за забора, но ни разу девочке не удалось проникнуть в дом. Теперь она знала, что тетю Дейрдре безбожно накачивали лекарствами.
Теперь терраса была приведена в образцовый порядок. Противомоскитную сетку сняли. Правда, Майкл снова поставил здесь кресло-качалку тетушки Дейрдре и, подобно ей, часами просиживал в нем на свежем воздухе, словно тоже тронулся рассудком. На окнах жилых комнат висели кружевные занавески и изысканные шелковые портьеры. Одним словом, по всему было видно, что в доме жили состоятельные люди.
Там, где тропинка изгибалась, много лет назад упала и скончалась на месте тетя Анта. Та самая, которой на роду было написано произвести на свет ведьму – Дейрдре. Несчастная Анта разбила голову и поэтому лежала здесь вся в крови.
Поскольку поблизости никого не было, Мона, не опасаясь быть застигнутой врасплох, опустилась на колени, чтобы коснуться камней. На какое-то мгновение ей померещился призрак Анты – восемнадцатилетняя девушка с огромными безжизненными глазами. На ее шее висел перепачканный кровью изумрудный кулон, спутанные волосы переплелись с цепочкой.
Но, как и прежде, видение возникло у Моны лишь перед внутренним взором. И неудивительно, что она едва не приняла его за появление настоящего призрака. Когда всю жизнь только и делаешь, что слушаешь странные рассказы, а потом они не менее удивительным образом воплощаются в снах, можно навоображать себе все, что угодно. Помнится, тетушка Гиффорд, роняя слезу за кухонным столом в доме на Амелия-стрит, умоляла мать Моны:
– Этот дом – средоточие зла! Слышишь, что я тебе говорю?!! Сущее зло! Не позволяй Моне переступать его порог.
– Не говори чепухи, Гиффорд. Она всего лишь отнесет цветы на свадьбу Роуан Мэйфейр. Для нее это большая честь.
Еще