кличкой Коба. «Проживая всюду без прописки, Молочный имел в минувшем году паспорт на имя Оганеса Варганова Тотомянца, при задержании его при нем был обнаружен документ (паспортная книжка) на имя жителя сел. Батан Елизаветинской губ. и уезда Захара Крикорьяна Меликьянца, относительно которого он заявил, что документ этот ему не принадлежит и был им куплен в Баку. Наконец, задержанный по доставлении в 7-й полицейский участок назвался жителем сел. Диди-Лило губ. и ус ща Иосифом Виссарионовым Джугашвили…»
И вот снова Баиловская тюрьма, снова долгие месяцы ожидания… Бакинские жандармы, разозленные Молочным, намерены были отправить его из Баку как можно дальше и на максимальный срок. «Что же касается Джугашвили, – писал ротмистр Гелимбатовский, – то ввиду его упорного участия, несмотря на все административного характера взыскания, в деятельности революционных партий, в коих он занимал всегда весьма видное положение, и ввиду двукратного его побега из места административной высылки, благодаря чему он ни одного из принятых в отношении его административных взысканий не отбыл, я полагал бы принять высшую меру взыскания – высылку в самые отдаленные места Сибири на пять лет».
23 сентября Коба этапным порядком отправлен в Сольвычегодск, где и «водворен» 29 октября.
Вновь перед ним знакомые места: посеревшие от ненастья, низкие крыши городка, тусклая поверхность озера… Улица, на которой он поселился (звалась она Миллионной), одним концом упиралась в центр городка, другим – выходила на окраину. Застроена улица небольшими деревянными домами, вдоль которых, по северному русскому обычаю, мостовые из толстых досок.
В комнате – крепкие, местного изготовления диван и кресло, кровать, несколько круглых столиков, стулья в простенках, кадки с растениями в углах, печь голландская, вот и все убранство.
Жить ссыльному было нелегко. Поднадзорным, безусловно, воспрещалась служба в казенных и общественных учреждениях, учительская деятельность (частные уроки, школы и прочее), врачебная и адвокатская деятельность и так далее. Разрешались все виды физического труда, служба частная, письменные и торговые занятия. Но где их взять в захолустном Сольвычегодске?
Коба больше сидел дома: читал, писал, часто до глубокой ночи. Хозяйка слышала, как скрипят половицы у постояльца в комнате: время от времени он ходил из угла в угол и размышлял. Видимо, в ссылке у него сложилась привычка работать по ночам.
У хозяйки было много детей. По временам, когда дети расшалятся, расшумятся, в дверях комнаты появлялся постоялец, останавливался у притолоки и смотрел улыбаясь. Все, кто видел Кобу в подобных случаях, отмечали: он был неизменно ласков с детьми. Немудрено – они напоминали ему, что где-то очень далеко, может быть, так же играет его маленький Яша…
12 мая 1911 года вологодские жандармы доносили в Петербург: «Иосиф Виссарионов Джугашвили (и ссыльные социал-демократы) решили между собой организовать с.-д. группу и устраивать собрания по нескольку человек в квартирах Голубева,