платком очки и быстро, украдкой промокнул глаза. Он уже рассказал Ляшенко, что сам, после закрытия института долго тыкался в разные места, и наконец вот уже год стоит за книжным лотком.
– А что? – сказал с горькой гордостью. – Книги продавать, это не сникерсы и жвачку. Пользуюсь популярностью, поскольку и на литературные, и на любые другие темы говорю с людьми. Ко мне идут. Мой лоток – своего рода клуб общения. И хозяин доволен – выручка всегда хорошая. И место у меня приличное: всё-таки не улица, а большой магазин. Зимой тепло, летом прохладно, да и безопасно.
– Неловкости не испытываете, Игорь Петрович?
Учёный пожал плечами:
– Давно уже… Нам не оставили выбора, всех на рынок выгнали… Вон, Саша попробовал по-другому, и что получилось? Съели с потрохами!
Игорь Петрович и двое других близких друзей Александра, да и жена его, Лидия, рассказали капитану о его печальной эпопее – попытке достойно жить и работать в новых условиях жизни. Как хотелось Антону лично допросить президента концерна и его племянника – директора фирмы «Экология человечества»: посадить по другую сторону своего стола, посмотреть в глаза спокойным ледяным взглядом, сделать долгую паузу… У него это хорошо получалось! Но, увы! Оказалось, что буквально неделю назад отделом по финансовым преступлениям, по запросу из столицы, начато расследование деятельности концерна. Президент, его племянник, коммерческий директор и двое бухгалтеров исчезли, испарились. Их разыскиваю, но пока безуспешно. Офис и филиалы опечатаны, растерянные сотрудники – мелкие сошки, – дают интересные, но очень поверхностные показания. А глубина махинаций, судя по всему, была велика.
Слушая всё это, Антон с жалостливой болью вспоминал распростёртое на полу маленькой комнаты тело мужчины – страшное, без лица… Ах, зачем же поспешил Александр Карамышев! Удержись он от всплеска отчаяния ещё пару дней, и, кто знает, может быть справедливость и восторжествовала бы?
Впрочем, капитан всё ещё не мог отделаться от своего первоначального ощущения: «что-то не так!» Хотя всё, как будто, подтверждалось. Билет и командировочное удостоверение нашлись в кармане плаща: Карамышев вернулся этой ночью, на два дня раньше срока. Антон выяснил, что там, куда погибший ездил, уже знали о неладах с концерном и не захотели с ним вести разговор. Карамышев причины не знал и, видимо, сильно оскорбился.
Но время, время!.. Карамышев был дома в первом часу ночи – капитан выяснил время прибытия поезда, отыскал таксиста и тот, кстати, тоже вспомнил, что пассажир был мрачен и явно сильно расстроен. Однако Лидия позвонила в милицию только около четырёх часов утра. Большой промежуток… По её словам, она крепко спала, не слыхала, как муж вошёл в квартиру. А когда он разбудил её и выстрелил в себя, потеряла сознание. Но потом сразу стала звонить.
Что же делал погибший так долго, почти три часа? Готовился к смерти? Но тогда он должен был бы написать записку: оправдать себя перед женой и друзьями, обвинить обидчиков… Записки не было. Это объяснимо, если