от зловонного запаха коньяка, смешанного с пивом, переглянулся с Йозефом, тот пожал плечами. Поэт сделал шаг вперед, и Фундук вручил ему дощечку.
– На, держи-с. Мне нужно отлить-с.
Не успел Иосиф и рта раскрыть, как лидер забастовки удалился. Дощечка хотя и не очень большая, зато тяжелая, так что поэт поставил ее на пол, уперся подбородком и не двигался с места.
Однако рабочим уже не до лозунгов и криков. Толпа, будто опьяневшая от бунта, адреналина и желания отдохнуть, налегла на дверь, и та с лязгом и грохотом повалилась на пол. Из-за угла выбежало пять охранников, они пробирались сквозь толпу, один из них открыл огонь по воздуху. Немногие, в том числе Иосиф с Йозефом, пригнулись, поэт уронил дощечку. В этот момент толпа постепенно стала выходить из кабинета, неся на руках визжащего Даммера. Его лицо покраснело и опухло, очки съехали набок.
– Полиция, полиция! Отпустите меня, твари, я полицию вызвал!
Толпа улюлюкала и не упускала возможности дать ему подзатыльник или пощечину, кто-то разбил очки. Иосиф не понимал, куда рабочие понесли свой трофей, да так и не получил ответа. Входная дверь распахнулась, и в цех вместе с холодным уличным ветром вбежали десять полицейских с автоматами наготове.
– Руки за голову, живо!
Рабочие остановились, улюлюканье смолкло – даже Даммер перевел дух и сказал:
– Да отпустите уже.
Его поставили на землю, он подбежал к полицейским, спрятался за их спинами и в гробовой тишине пропищал:
– Они хотели меня убить!
Неожиданно другая дверь сбоку, где находилась уборная, отворилась и на пороге появился Фундук. При виде стражей порядка он поднял брови и прогремел:
– Чего-с? Вы еще кто?
Один из полицейских направил на него оружие.
– Руки вверх!
Лицо лидера забастовки побелело.
– А-а-а… Ни черта себе, чего здесь устроилось-с… Эй, ну что вы как истуканы-с? Вперед, вперед!
Но никто из рабочих не сдвинулся с места. Тогда Фундук с ревом набросился на ближайшего полицая и повалил того на пол. Раздался выстрел, тело Фундука обмякло, и противник отпихнул его в сторону, с нескрываемой брезгливостью стряхнул капли крови с кителя. Среди рабочих послышался сдавленный стон, и это стало сигналом: остальные бросились врассыпную, полицейские – за ними.
Йозеф опомнился первым; он схватил Иосифа за руку и повел к черному входу.
– Шевелись ты!
Поэт, белее смерти, плелся за Ренау, приговаривая:
– Фундука что… убили?
– Лучше о себе думай.
Йозеф с ноги выбил дверь. Влажная от пота кожа не ощущала ни ледяной ветер, ни моросящий дождь. Они пробежали мимо свалки, перепрыгнули через забор и выскочили на дорогу.
Прошло два часа. Иосиф и Йозеф успели согреться и перекусить. После обеда зазвонил телефон, и их пригласили в полицейский участок. Иосиф напрягся. «Ну вот, – подумал он, – сейчас сделают выговор за плакат. Вот тебе и поучаствовал в забастовке, называется!» Однако по приезде на удивление поэта никто с порога их не окружил, не надел