и замечательно! – сказала Ана. – А как ты проводила Генри? Все в порядке?
Ана всегда называет Старшого Генри. Кроме нее, так почти никто и не говорит. Хотя это его настоящее имя.
Ана живет наверху, с видом на крыши Алфамы. В ее квартирке я пережила не только одни из самых лучших мгновений моей жизни, но и несколько самых худших. Однако, как ни странно, стены не напоминают мне о страшном, а хранят только лучшее. У Аны я чувствую себя дома, почти так же, как на «Хадсон Квин».
Я давно уже не видела Ану такой веселой, как в тот вечер. За ужином она рассказала, что только что отказалась от большого турне по Европе. Всю осень Ана выступала в музыкальных театрах Парижа и Мадрида и теперь решила, что с нее хватит красивых столичных сцен. Вместо этого она хочет вернуться к своей работе на обувной фабрике в Алкантаре, а по вечерам петь с музыкантами в маленьком обшарпанном кабачке «Тамаринд» на Руа-де-Сан-Мигел, где исполняют фаду[2].
Именно в «Тамаринде» Ана когда-то начала петь для публики. И там же ее впервые увидел директор оперного театра Сан-Карлуш виконт Оливейра. Виконт уговорил Ану выступить в Сан-Карлуш, и после этого Ана стала звездой.
– Зря ты отказалась от гастролей, Ана, – решительно высказал свое мнение синьор Фидардо. – Такой шанс выпадает не многим фадисткам.
Ана улыбнулась.
– Я знала, что ты так скажешь, Луиджи. И виконт тоже так говорит. Но меня устраивает моя жизнь. Зачем менять то, что и так хорошо, только потому, что представился случай? Мне нравится петь здесь, в моем городе, для друзей и соседей. Если состоятельные люди из Лондона и Парижа хотят послушать мои песни, пусть приезжают сюда. В «Тамаринде» всем рады.
Синьор Фидардо закатил глаза и обреченно пожал плечами. Ана засмеялась.
– Не волнуйся, Луиджи. Уверена, я еще съезжу на гастроли. К тому же, я записываю новую пластинку. Это же хорошо, правда? Возьми еще артишок и попробуй овечьего сыра из Бейры, который я купила на рынке!
Синьор Фидардо нехотя взял кусочек сыра. Его мрачное, недовольное лицо смягчилось, и скоро они уже судачили о соседях и общих знакомых. Я устроилась на диванчике и слушала вполуха. Мне было покойно и радостно. А от вкусной еды немного клонило в сон.
Часа за два до наступления полуночи я вышла из дома на Руа-де-Сан-Томе. Ана предлагала мне, пока Старшого нет, пожить у нее, но я отказалась. Не хотелось оставлять «Хадсон Квин» совсем без присмотра.
Внизу на реке по пустынным причалам гулял влажный ночной бриз. Между дрожащими пятнами газовых фонарей было темно, хоть глаз выколи. Я прибавила шагу, постоянно оглядываясь. Ночью в порту надо быть начеку.
Был отлив, и, чтобы попасть на борт «Хадсон Квин», мне пришлось спуститься по трапу. Открывая камбуз, я увидела под дверью сложенный лист бумаги. Я заперлась и зажгла над столом керосиновую лампу. Потом развернула записку и прочла:
В луна-парке для тебя есть работа.
Приходи