– для тебя.
– Ну ладно, пойдем, гости уже скучают, наверное. – Сэйдж подобрала подол платья и осторожно шагнула на одну ступеньку ниже.
– Идем. – Брандон подставил дочери согнутую в локте руку.
Уцепившись за руку отца, как за перила раскачивающегося подвесного мостика, Сэйдж медленно спускалась по лестнице главной башни замка. Мимо неспешно проплывали портреты предков, с самого верха и до нижней площадки представлявшие стили живописи и костюмы разных эпох. Много, много веков от верха лестницы и до ее подножия… Вот и спускаться бы сейчас так же – долго-долго…
Она боялась, просто до помутнения в глазах, до полуобморока боялась выходить к гостям. Боялась взглядов, на которые она налетит, как на острые колья. Восхищенных, оценивающих… вожделеющих. Они жаждут ее богатства, ее титула, ее положения в обществе… И ее саму?
Что же делать со всеми вами?
Колени дрожали, ладони слегка вспотели от волнения, но Сэйдж не замедляла шага. Сердце колотилось, и она очень надеялась, что отец не ощущает этого бешеного перестука через руку, которой она опиралась на его предплечье.
Там, в этом зале, среди разодетой, благоухающей модными ароматами толпы находятся семь человек, которые прибыли сюда для того, чтобы она выбрала одного из них. При мысли об этом Сэйдж становилось дурно. Как же это унизительно… Их будут рассматривать, оценивать, как жеребцов на базаре. Ни один благородный человек не должен допускать такого отношения к себе. Выбор должен оставаться только за ним самим. А это… Недостойно. Противно. Просто омерзительно! И почему именно ей выпало производить этот лишающий человеческого достоинства отбор?..
Но выбора нет. Ни у нее, ни у них. Сэйдж расправила плечи и шагнула в широкий дверной проем.
Впрочем, тягостные ощущения удивительно быстро рассеялись под влиянием царящей в зале непринужденной обстановки веселья и ленивого, ни к чему не обязывающего всеобщего флирта. Кандидаты на руку дочери хозяина отнюдь не выглядели униженными. Все же Сэйдж неплохо знала тех, кого включила в свой список: молодые люди так или иначе были близки ей по духу и характеру, относились к жизни как к увлекательной игре, не хотели упустить ни единого хода, но при этом были достаточно осмотрительны, чтобы не ставить на кон всё до последнего медяка. И на нынешнюю ситуацию они смотрели легко: повезет – так повезет, нет – так жизнь впереди еще длинная.
Сэйдж танцевала то с одним, то с другим, выслушивала комплименты, сплетни, хвастливые рассказы, стихи разной степени наивности, подвергнутые тщательной цензуре анекдоты – и, казалось, позволяла себе раствориться в веселье и беззаботности. Она никогда не была нелюдимой, любила поездки в гости, обожала принимать гостей в Олсфорте и сейчас чувствовала себя как шустрая серебристая рыбка в чистой воде. Иногда она ловила на себе одобрительный взгляд матери и обеспокоенный – отца, ободряюще кивала им – «Всё отлично!» – и неслась по залу дальше, увлекаемая в танце очередным партнером.
Вечер пролетел незаметно.