взгляд на повстанческое движение только как на кулацкий бандитизм страдает некоторой односторонностью. То же можно сказать и о его нынешней трактовке как крестьянской войны или отпора тоталитарному режиму. Действительно, бандитизм возник на сельской почве, он вырос из крестьянской борьбы за землю, за хлеб, борьбы против помещиков, немецких оккупантов, продразверстки, революционного террора и т. д. Действительно, бандитизм вышел из крестьянских восстаний как наиболее крайней формы противостояния села городу. В «своем» отряде крестьяне видели защиту от «чужих» банд, гарантию от реквизиций, полагая, что непрошеные гости (в том числе коммунисты) не пойдут туда, где действует банда[230]. Но по мере развития этого противостояния, по мере углубления революционных преобразований, по мере ожесточения войны бандитизм приобретал черты самостоятельного феномена и с течением времени становился явлением маргинальным. Вчерашние крестьяне переходили в иную социальную категорию и теряли непосредственную связь с селом и крестьянством. V конференция КП(б)У, состоявшаяся 17–22 ноября 1920 г., отметила начавшуюся эволюцию повстанчества. Например, указывалось, что «прошлогодний (речь идет о 1919 г. – А. М.) гуляйпольский “крестьянский” вождь Махно, у которого солдат-повстанец непосредственно сливался с крестьянином, превращается в удачливого командира нескольких тысяч опытных партизан, в основном оторвавшихся от своего гнезда»[231].
Деятельность партизан, первоначально полностью отражавшая настроения селян, чем дальше, тем больше начинает отступать от защиты чисто крестьянских интересов, а затем и вовсе вступает в противоречие с интересами их земляков. Так, партизанщина вступает в свою заключительную фазу – уголовный бандитизм. Помимо вчерашних крестьян-повстанцев банды пополнялись за счет других социальных групп. Аналитическая записка ГПУ «Как организуются и вдохновляются банды. (Из истории украинского бандитизма)», датированная 20 апреля 1922 г., указывает эти источники. В банды шли те, кто раньше принимал советскую власть, но потом разуверился в ней или пострадал от ее представителей. Немало было и тех, кто служил в армии Украинской Народной Республики, работал в ее государственных органах и общественных организациях. Среди повстанцев оказывались и бывшие военнослужащие белых армий, которые не имели возможности соединиться со своими, но желали продолжать борьбу против большевиков и потому шли на сотрудничество с любыми их врагами. Наконец, в бандах оседало немало дезертиров, участников разбитых отрядов, а также уголовников и прочего темного элемента[232].
Из этих групп в основном и формировались создаваемые повстанкомами отряды. Они уже не были только формой крестьянского протеста, но и превращались в независимую силу, одним своим пребыванием в определенной местности воздействовавшую на крестьян и привносившую в село свою идеологию, весьма часто националистическую. Культивированию националистических настроений,