Да, но... Ты знаешь, что говорит на этот счет моя Катька?
– Что?
– Она сказала, что с тобой все равно что с ней, с родной сестрой. Переспать с тобой все равно что с ней... Но с ней-то я переспать не могу. Да и не хочу, само собой...
– А со мной?
– С тобой хочу. Очень... Ни с кем не хочу, как с тобой... Да и что это вообще за слово такое «хочу»? Мелко, низко... Я люблю тебя... Люблю, как свою родную сестру... То есть, я хотел сказать, что люблю очень, но совсем не как сестру... В общем, я тебя люблю...
– Тогда молчи и слушай, что скажу тебе я...
Счастливо улыбнувшись, Евгения потянулась к нему и в поцелуе призналась, что любит его. Он же признался в том на словах. Теперь она точно знала, отчего это праздничное чувство у нее в душе. Это карнавал любви... Да, она любит Никиту. И ничего не может с собой поделать. Да и зачем останавливаться?..
Свершилось. Нет больше Жени – подруги родной сестры. Есть Женя – любовь на всю жизнь... Никита чувствовал себя счастливым человеком и даже похабная ухмылка милицейского лейтенанта не могла сбить планку настроения.
– Ну, как она, хорошо дает? – мерзопакостно улыбнувшись, спросил офицер.
Никита мог бы сказать, что хорошо дать может он сам, кулаком в ухо. Но с ментами лучше не связываться. Поэтому он сделал вид, что не услышал вопроса. И сунул в карман лейтенанту десятитысячную купюру, вторую часть оплаты за свидание с Женей...
Договаривался он с дежурным сержантом и аванс отдал ему, но в камеру привел его этот лейтенант с похабной улыбкой. Скользкий тип, Никите хотелось поскорее умыться после общения, убрать с лица липкую пленку, оставленную, казалось, его взглядом. Но страха перед ним не было. Мелкая душонка у этого мента, и сам он трусоватый – больше чем на мелкую пакость не способен...
Расплатившись с ментом, Никита вернулся в свою камеру, умостился на свой лежак; вытянувшись во весь рост, закинул руки за голову и с блаженной улыбкой на губах закрыл глаза. Пусть он в тюрьме, пусть впереди его ждут арестантские мытарства, зато теперь у него есть Женя. Рано или поздно они обретут свободу, встретятся и будут жить вместе. Теперь он знал, что это такое – любовь до гробовой доски...
Это была самая лучшая ночь в ее жизни. Казалось бы, от любовных ласк невозможно устать, но Евгения все же чувствовала себя утомленной; хотелось спать, но при всем при том сон почему-то убегал от нее. Она думала о Никите, о том, что не так страшна тюрьма, когда есть любовь...
Но усталость и ночь брали свое – Евгения почувствовала, как затяжелели веки, как заволокло сознание колыхающейся пеленой. Она уже почти заснула, когда снова открылась дверь. Неужели Никита?.. Но радость, разогнавшая сон, сменилась разочарованием. В камеру входил паскудный лейтенант, о котором Евгения не могла думать иначе как с чувством отвращения и страха.
– Налюбилась? – закрыв за собой дверь, спросил он.
И уверенным шагом подошел к ней, сел на краешек топчана, на котором она сидела, до подбородка натянув на себя одеяло.
– Что вы себе позволяете?
– А что ты себе позволяешь, красуля?