семья, почему их никто не искал – ни родители, ни родственники, ни муж, приехавший в отпуск? Странно, что никто не объявлял их в розыск и не обнаружил путаницы.
– Кто же его знает почему, – устало ответил Джонстон. – Судя по всему, у погибшей женщины не было близких родственников. Возможно, жена Моубрея решила воспользоваться удобным случаем и начать новую жизнь. Вполне правдоподобно, если предположить, что она устала ждать мужа с фронта. Решила радоваться жизни, пока она еще молода… Вот и сбежала, чтобы не пришлось потом разводиться…
С полдюжины солдат, служивших под началом Ратлиджа, в разное время ездили в отпуск по семейным обстоятельствам. Почти все они получили от жен письма с просьбой о разводе. Один пришел в настоящую ярость…
«Рядовой Уилсон, – напомнил ему Хэмиш. – Он говорил, что непременно вернет ее или выяснит, почему она решила от него уйти. Его арестовали в Слау за нападение и приговорили к шести месяцам тюрьмы».
Видимо, догадавшись, о чем думает Ратлидж, Джонстон продолжал:
– Представьте себе состояние солдата на фронте, которому сказали, что его близких убили… По-моему, о нем она и не подумала. Может быть, она помнила, что он сам не свой в припадках ярости, и все… – Адвокат ссутулился, как будто на его плечах лежала вся тяжесть мира.
Ратлидж понял, что глубокие морщины на длинном, худом лице Джонстона – не просто дань возрасту или усталости. Вернувшись из Франции, он часто видел такое выражение на лицах соотечественников. Джонстон потерял на войне сына; он так и не смог до конца оправиться. Гибель незнакомой молодой женщины не стала для него таким же потрясением, как смерть на чужбине единственного родного человека, который, вероятно, был для него смыслом жизни. Джонстон делал для своего подзащитного все, что требовалось по закону, но не более того.
– Спасибо за откровенность. – Ратлидж посмотрел на дверь участка.
Джонстон как будто сообразил, что его пессимизм в отношении исхода дела виден невооруженным глазом. Натянуто улыбнувшись, он сказал:
– Конечно, все только начинается! Еще рано судить!
Чувствовалось, что он сам себе не верит.
Ратлидж посмотрел адвокату вслед и поднялся на крыльцо. Толкнув дверь, он попал в настоящий бедлам. В тесное помещение дежурной части, рассчитанное в лучшем случае на двоих, набилось с полдюжины человек. Ему показалось, что стены сжимаются вокруг него, и он невольно резко втянул в себя воздух.
Дежурный констебль поднял голову от своих записей и недружелюбно спросил:
– А вы чего хотите?
– Ратлидж, из Лондона, – с трудом, хрипло выговорил Ратлидж. Все присутствующие обернулись к нему, отчего клаустрофобия стала еще сильнее. Он вжался в дверь.
– Ага! – невозмутимо ответил констебль. – Прошу следовать за мной, сэр. – Он провел Ратлиджа сквозь толпу, и они очутились в темном, душном коридоре, где пахло капустой и пылью. – Мы организуем дополнительные поисковые отряды, – объяснял констебль на ходу. – Ведь мужчину и детей