до одури и не искать у нее утешения.
Все вместе вообще не вписывалось ни в какие рамки. Они могли бы неплохо провести время вдвоем. Продолжить то, на чем остановились вчера. При одной мысли об этом Павел ощутил болезненную тяжесть в паху. Прошлым вечером одного поцелуя оказалось ничтожно мало. Хотелось не просто целовать эту женщину. Испробовать не только сладкие, податливые губы, но ее всю. Вылизать каждый сантиметр ее тела, терзать губами и языком, разжигая в ней желание и доводя до сумасшествия. Такого же, которое все ближе подступало к нему, стоило лишь подумать о Лизе.
Отъехав вчера вечером от ее дома, он успел настроить грандиозных и нелепых планов о том, как встретит ее утром, как завезет в кафе на завтрак, а потом они вместе отправятся на работу. А потом, вечером, снова ее подвезет. Но на этот раз не отпустит так быстро. Не отпустит до тех пор, пока не утолит свое желание.
Это была самая нелепая из всех его фантазий, начиная, пожалуй, еще со школьных лет, когда вот так, довольно похоже, он сходил с ума от красивой одноклассницы. Но тогда ему было всего 15, и все легко объяснялось разгулявшимися гормонами. Теперь же объяснений не находилось. Ильина была самой неподходящей из всех женщин, с которыми он мог бы связаться, но при этом самой желанной. Настолько желанной, что это пугало.
А еще сильнее пугала потребность найти у нее понимание. Когда Лиза в кабинете начала говорить слова утешения, ему безумно захотелось ей поверить. Принять уверение в том, что он не виновен. Почувствовать эту поддержку. Утешиться близостью этой женщины. Не телом ее только, но тем теплом, которое она так открыто предлагала. От всего этого следовало бежать. Как можно дальше и как можно скорее.
Что он и сделал. Лучше погрязнуть в работе, задавить себя ею до такой степени, чтобы ни на что другое не осталось ни времени, ни сил.
Первая операция, запланированная на вечер, прошла успешно, оставалась еще одна, которая, как полагал Соболев, будет такой же удачной. И до нее было немного времени. Как раз, чтобы прикрыть ненадолго глаза, собираясь с силами.
– Отличная работа, доктор.
– Спасибо, Карина, – он стянул хирургические перчатки и кивнул ассистентке. – И отличная твоя помощь.
– Как всегда, – даже с маской на лице было понятно, что женщина улыбается. – Мы – отличная команда, верно? И снова сделали невозможное.
Он хмыкнул в ответ:
– Ты такая же самоуверенная, как я. И это в общем-то неплохо, если только не преступать за ту грань, откуда очень тяжело вернуться.
Карина подошла ближе, чуть сжимая его плечо.
– Не надо. Не возвращайся туда снова. Ты же сам учил меня, лучше думать о тех, кому удалось помочь.
– Учил, – задумчиво повторил Павел. – Вот только сам такие уроки никак не усвою.
– Тебе надо отдохнуть, – Карина покачала головой. – Если ты угробишь себя, от этого точно никому легче не станет. Этой семье ребенка уже не вернуть, но есть десятки других семей, которым ты можешь помочь. Как сейчас. И потом, – она