рта Всадника приподнимается в улыбке. Не могу понять, насмешливой или веселой.
– Ua i fu ua nuou peu e fuhio.
И все же ты это получишь.
Он окидывает меня взглядом.
– Huununu ia lupu, upu. I fu ua fu ipe huy.
Приведи себя в порядок, жена. Сегодня ты не умрешь.
Он швыряет кинжал к моим ногам – тонкое лезвие вонзается в землю – и уходит.
Когда Война покидает поляну, все вокруг кажутся растерянными.
Я прихожу в себя первой. Опустившись на колени, хватаюсь за рукоять брошенного Войной кинжала, выдергиваю его из земли. В руках Всадника он напоминал булавку, но в моей ладони кажется массивным. Очень большим. Обернувшись, наставляю клинок на собравшихся вокруг людей. Кто-то смеется.
Пора убираться отсюда.
Крепче сжимая оружие, я решительно покидаю поляну, прокладывая путь сквозь толпу. В любой момент ожидаю нападения, но никто даже не пытается остановить меня. Я не успеваю уйти далеко, какая-то женщина хватает меня за локоть.
– Сюда, – говорит она, тянет за собой в лабиринт палаток. Это миниатюрная женщина с седеющими волосами, загорелой кожей и оливково-зелеными глазами. Смотрю на нее сверху вниз:
– Что вы делаете?
– Провожаю тебя к новому дому, – отвечает она, не сбавляя шага. – Я – Тамара.
– Я не собираюсь здесь оставаться.
– Знаешь, – вздыхает она, – большинство из тех, кого я здесь встречала, отвечали так же. Я устала говорить жестокую правду.
– И какую же? – спрашиваю, пробираясь следом за ней среди палаток.
– Любого, кто уйдет, ждет смерть.
Тамара ведет меня к запыленной палатке, как две капли похожей на остальные.
– Вот мы и на месте, – сообщает Тамара, кивая на нее. – Вот твой новый дом… погоди. – Она окликает другую женщину, которая стоит через четыре палатки от нас. – Эй, это же одна из свободных, да?
Та кивает в ответ, а Тамара снова поворачивается ко мне:
– Теперь ты будешь тут жить.
– Я ведь уже сказала, что не собираюсь здесь оставаться.
– Ну все, все, – отмахивается она от меня. – У тебя был трудный день. Завтра будет лучше.
Я вовремя прикусываю язык, чтобы не ляпнуть лишнего. Не стоит рассказывать о моих планах. Женщина откидывает полог палатки и жестом приглашает войти. Я неохотно соглашаюсь.
Палатка маленькая, места едва хватает для старого тюфяка, занимающего всю длину. В одном углу я вижу потрепанную книгу и турецкий кофейный сервиз. В другом – расческу и какие-то украшения.
– А что случилось с тем, кто жил тут до меня? – спрашиваю я.
Тамара пожимает плечами:
– Однажды утром она оседлала лошадь и уехала… но так и не вернулась.
– Но так и не вернулась, – повторяю я за ней.
Мой взгляд вновь скользит по скудной обстановке. Кем бы ни была та женщина, она никогда больше не откроет эту книгу. Не уснет на этом тюфяке, не наденет украшения, не выпьет кофе из фарфоровой чашечки.
– Здесь не все вещи принадлежали ей, – замечает Тамара, проследив за моим взглядом. – Кое-что осталось от тех, кто жил тут