мастерски отжимал тряпку длинными загорелыми пальцами – и тут же снова наматывал ее на видавшую виды швабру, не забывая при этом болтать без умолку. А когда мы постепенно переместились из каземата на лестницу, где уже почти не попадалось начальства, – принялся еще и паясничать.
На полную катушку.
– Бат донт ю… степ он май блю свед шу-у-уз… – фальшиво протянул Богдан, приплясывая, широко расставив ноги и схватив швабру как микрофонную стойку. – Я Элвис Пресли.
– Ты болван.
Я не выдержал и засмеялся. Мне совершенно не улыбалось влетать на весь день из-за длинного языка Богдана, но сердиться на него оказалось попросту невозможно. При всей своей нелепости и странной наружности Богдан обладал каким-то совершенно немыслимым, сверхчеловеческим обаянием. И работать умел на совесть: за то время, пока я возился с тремя ступеньками, мой товарищ по несчастью уже успел изящно промахнуть шваброй весь оставшийся пролет – и теперь с чистой совестью (и лестницей) изображал Короля рок-н-ролла на площадке выше.
– Не болван, а Богдан, – поправил он – и тут же широко улыбнулся, скользнул вниз по перилам и протянул мне ладонь. – Давай знакомиться уже, господин юнкер… А то чего как не родной?
Пожалуй.
– Саша. – Я стиснул мокрую от тряпки клешню. – Горчаков… Бывший воспитанник Александровского лицея.
И без всяких князей. Если уж ротный открытым текстом сказал, что ему плевать на происхождение, то вряд ли оно здесь интересует кого-то другого. И выпячивать без надобности…
Рукопожатие у Богдана оказалось неожиданно крепким. Каким-то настоящим, уверенным – похоже, в тощих руках бывшего кадета скрывалась немалая сила. Еще пару минут назад я не воспринимал его всерьез, но теперь…
– Горчаков, да еще и лицеист. – Богдан отпустил мою руку и задумчиво прищурился, чуть склонив голову набок. – Значит, из родовитых будешь… И за какие же грехи тебя сюда определили, друже?
Дар, мускулы, да еще и сообразительный – парень явно не так прост, как хочется казаться.
– Да так… – уклончиво ответил я. – С чего ты взял, что родовитый?
– Гор-р-рчаков! – Богдан сделал гротескно-серьезное лицо. – Князь или граф, не иначе… Фамилия-то какая!
– Нормальная фамилия. – Я пожал плечами. – Это к твоей ротный прицепился.
– К моей попробуй не прицепись, – вздохнул Богдан, опираясь на перила. – Судьбинушка моя такая тяжелая. Всяк спросить норовит, сиротинушку обидеть. И ты туда же, господин юнкер.
Обидеть?..
– Байстрюк я, короче говоря. – Богдан улыбнулся и махнул рукой. – Рожденный, так сказать, вне законного брака. Оттого и фамилия дурацкая, и имя такое положено. У нас в Одессе говорят: «У Богданушки все батюшки».
Вот оно что. Да уж, на месте Богдана я бы точно не спешил рассказывать о подобном. А вот он, похоже, не особо-то и скрывался – скорее даже наоборот, выпячивал свое странное происхождение напоказ… Только зачем?
– Шила в мешке не спрячешь, – пояснил Богдан, будто прочитав мои мысли. – Только