вот все это вместе всегда и в любой сцене сквозит во взгляде Татьяны Самойловой, —
поэтому она и оказалась единственной актрисой, способной адекватно сыграть Анну Каренину, а неадекватно – пусть и блестяще – сыграть ее могут и десятки других актрис.
XXXIV. Моцарт
Если вы, дорогой мой друг и читатель, хотя бы раз в жизни скользили над бездной, сознавая в то же время, что бездны под вами никакой нет, и все-таки чувство скольжения над нею до конца не исчезало, —
если вы, далее, в глубине души убеждены, что, умерев, вы не разрушитесь, но перейдете в состояние, которое нельзя выразить не только в словах, но и посредством самых тонких мыслей, —
если вы, кроме того, всякий раз, когда вам удавалось нащупать что-то поистине существенное в жизни, вдруг замечали, что оно, это существенное, вместо того, чтобы спокойно взглянуть на вас в анфас, неизменно поворачивается к вам в профиль, и никогда, никогда, никогда не дано вам увидеть его настоящее лицо, —
если вы, что также очень важно, обратили внимание на то, что все в мире движется одновременно в двух противоположных направлениях, то есть, например, любой творческий акт движется от невидимого к видимому, от неосязаемого к осязаемому, от безмолвного к услышанному, от немыслимого и непостижимого к тем или иным формам осмысления и постижения, и вместе с тем, параллельно и на одном дыхании, все видимое, осязаемое, слышимое и осмысленное в нем (творческом акте) возвращается к своим истокам: в лоно безвидимости, безмолвия и безмыслия, и это двойное и зеркальное раскручивание в диаметрально противоположных направлениях вы чувствуете в том числе и на собственном жизненном опыте, когда, в частности, выходя на финишную прямую вашего долгого и плодотворного внутреннего развития, вы замечаете, что буквально все плоды этого вашего развития уже заключались в вашем детстве, как в семени, —
если на вас, совсем уже под занавес, посреди глубочайшей тишины находили когда-нибудь даже не воспоминания о прошлом, а как бы вся ваша минувшая жизнь вдруг посещала вас, и вы не могли сказать, откуда она пришла и куда ушла а, главное, живет ли она в вас или помимо вас, —
и если вы, под воздействием всех этих переживаний, таких элементарно простых и в то же время воистину неординарных, не можете, да, пожалуй, и никогда уже не сможете решить для себя, чего бы вам больше хотелось: войти после смерти в астральный мир, переродиться заново или существовать в бытии всей прожитой жизнью, наподобие, скажем, печали или экстатического восторга, незримо живущих в полдневной лазури, —
и, наконец, если вы попутно впервые в жизни догадались, что никакой взгляд (и вообще глаза) не в состоянии не только отразить, но и как-то увидеть подобные манифестации жизни и бытия, но внутреннее ухо как бы даже более пригодно для их уловления, —
тогда… да, вот тогда вы, мой любезный приятель, имеете полное право заявить о себе, что и вас краем души коснулась музыка Моцарта.
XXXV. Штормовой остров
Когда