выкрикиваем: «Здравствуйте!». А дед, ни секунду не замешкавшись, не повернув в нашу сторону своей головы и даже взгляда в нашу сторону не скосив, громко гаркает: «Здра!..» и проплывает мимо.
Мы тихо хохочем, прикрыв рты ладонями. Нам весело: такой интересный человеческий экземпляр попался.
Мы проходим мимо нашего медицинского института, и Ирка вдруг слышит звуки ударов по волейбольному мячу. Я бы и внимания не обратила, но Ирка, рьяная любительница волейбола, расслышала бы этот звук хоть за два километра.
Пришлось тащиться во двор института, к волейбольной площадке. Встав неподалёку, мы начали болеть за спортсменов, но мне это достаточно быстро надоело. Чего-то бьют ребята по мячу, чего-то орут друг на друга. Скучно. Ну, не любительница я. Поболеть за нашу хоккейную сборную – это да. А в волейболе я ничего не понимала.
От делать нечего я начала оглядываться по сторонам. И тут моё внимание привлёк грузовик, стоявший почти вплотную к распахнутым двустворчатым дверям одного из зданий. Оттуда вышли два хмурых санитара в несвежих халатах. В каждой руке они держали по цинковому ведру. Они вылили неопознанное мною содержимое во что-то невидимое в кузове машины и пошли обратно. Через какое-то время снова вышли с вёдрами, и снова вылили. Они работали молча и привычно, как-то обыденно. Было понятно, что они повторяют этот почти ритуал каждый день, много дней.
Я дёрнула Ирку за руку. Она оглянулась: ну, что там!? Я ещё сама не понимала, что там происходит, но испуг, пока только испуг, уже начал обволакивать меня.
Ирка тоже уставилась взглядом в грузовик и медленно пошла к нему поближе. Я поволоклась следом за ней. Метрах в десяти мы уловили сладковатый тошнотворный запах.
– Это же анатомка! – прошептала я. – Мне же мама её показывала, когда мы мимо проходили…
– А что это у них в вёдрах? – тоже шёпотом спросила Ирка.
– Кишки… – почти беззвучно прошелестела я, и мы уставились в ужасе друг на друга.
– Девочки, шли бы вы отсюда, – прогудел один из санитаров.
Мы кивнули, но продолжали стоять. Неожиданный кошмар, совсем не вписывающийся в спокойствие этого теплого вечера, пригвоздил нас намертво к земле.
Санитары вышли в очередной раз из дверей анатомки, и один из них нёс фиолетовое тело без головы с культями вместо ног и рук. Тело матово блестело, а срезы были какими-то неровными, грязно-жёлтыми. Он размахнулся и закинул этот обрубок, этого когда-то человека в кузов. Он с жутким звуком упал в месиво из других человеческих останков и всё закончилось.
Мы попятились назад, потом развернулись и медленно пошли к выходу со двора мединститута. Удары волейбольного мяча эхом отдавались в голове и напоминали звук падающего на дно кузова тела, в носу стоял мертвящий запах анатомички, а мы не в силах были хоть капельку убыстрить шаг.
Разошлись так же молча.
Есть я отказалась и, как сомнамбула, прошла в свою комнату, села за стол и уставилась в открытый где попало учебник. Буквы сначала